112 
– А теперь говори правду, – сказал Кантор, наклоняясь над лежащим на полу коридорным и связывая ему руки.
– Монсир! – взвыл тот, безуспешно пытаясь вырваться. – За что? Я сказал вам чистую правду! Я здесь совершенно ни при чем! Я не помогал вашей жене сбежать!
– Ты не понял, – зловеще усмехнулся Кантор, сбросил плащ и стал расстегивать камзол. – Я знаю, что она не сбежала. Ее похитили. И ты мне сейчас расскажешь подробно, кто, зачем, и где мне ее найти.
– Вы ошибаетесь! – закричал Серж, судорожно дергая связанными руками и с ужасом взирая на «рабочий костюм» добропорядочного дона Альварадо Раманьери. До него потихоньку начинало доходить.
– Это ты ошибаешься, – холодно перебил его Кантор и, ухватив за ногу, потащил за собой, как мешок.
– Куда вы меня тащите?
– В ванную, – так же холодно пояснил Кантор, даже не глядя на него. – Чтобы не заляпать кровью ковер.
– Помогите! – заорал коридорный, окончательно осознав, что мистралийцев не зря называют психованными.
– Кричи, кричи, – спокойно отозвался Кантор. – Номер звукоизолирован. По моей просьбе, чтобы не беспокоить соседей игрой на рояле. Давай рассказывай, и поскорее, у меня мало времени.
– Уверяю вас, вы ошибаетесь! – голос Сержа сорвался на визг от ужаса, он уже решил, что постоялец рехнулся с горя. – Мадам вышла совершенно добровольно! Неужели она не оставила вам даже записки?
Кантор сбросил жилет, закатал рукава рубашки и достал самый большой из своих ножей.
– Я тебе уже сказал, что это ты ошибаешься, – повторил он, присаживаясь на край ванны и наклоняясь над пленником. – И ты, и твои дружки, оставившие мне идиотскую записку, которую моя подруга никогда бы не написала сама. Ты до сих пор не понял, с кем имеешь дело, двойка ты сопливая? Но до тебя хоть доходит, что если ты не расколешься сейчас, ты не встанешь из этой ванны, а тебя вынесут по частям?
– Не надо… – прошептал Серж и расплакался. «Подруга»! Она ему вовсе не жена! И он никакой не турист, не кабальеро и может быть, даже не мистралиец вовсе! Вот попался!.. Вот подставили!..
– Ну? – поинтересовался Кантор и одним ловким движением вспорол ткань ливреи.
– Кувалда меня убьет! – всхлипнул пленник, полностью осознавший, наконец, свое положение.
– Опять ошибаешься. Тебя убью я. Медленно и очень больно. Если не скажешь. – Кантор нехорошо усмехнулся и осторожно потрогал лезвием ухо невезучего коридорного. – А если скажешь, можешь не бояться. Твой грозный приятель не доживет до утра. Так что… у тебя пять секунд.
Он сдался на второй.
Кантор внимательно выслушал, запомнил пять имен и два адреса, прикинул время, потом заставил повторить все еще раз и тщательно заткнул пленнику рот.
– Полежи пока тут, – пояснил он. – Вернусь, тогда выпущу. А то вдруг ты меня обманул.
Он сказал это просто так, чтобы припугнуть и без того перепуганного Сержа. На самом деле Кантор знал, что ему сказали правду. Он принимал только страх, панический страх и никакого намека на ложь.
Кантор зашнуровал плащ, надел шляпу и решительно шагнул в коридор. Была половина двенадцатого. Его ждала тяжелая трудовая ночь.
В двенадцать двадцать он снова вел задушевную беседу с очередным звеном своих долгих поисков. На этот раз беседа отняла гораздо больше времени – приземистый коренастый Кувалда, крепкий мужик с увесистыми кулаками и квадратной бандитской рожей, оказался крепче, чем прилизанный коридорный Серж. Кантору пришлось изрядно потрудиться, сначала, чтобы его связать, а затем – чтобы заставить говорить. Голых угроз для этого оказалось совершенно недостаточно, пришлось все-таки запачкать руки, но результат получился вполне утешительный. После первого же уха собеседник очень живо вспомнил молодую мистралийку, которую несколько часов назад унесли из отеля через черный ход. Потом он попытался начать врать, но, потеряв три пальца, стал честным, как христианский послушник, и подробно описал местонахождение особнячка монсира Гастона, в котором помещался перевалочный пункт и «склад готовой продукции». Правда, чтобы получить сведения об охране здания, пришлось содрать с него несколько полос кожи и оставить без глаза, но это было не столь существенно. Имени нанимателя Кувалда так и не назвал. Судя по тому, что от него осталось под конец, он действительно не знал.
Кантор аккуратно добил неразговорчивого собеседника, тщательно вымыл руки и нож, снова оделся и снова вышел на опасные улицы ночной Лютеции. Было полвторого. Прошло уже больше пяти часов с момента похищения, а темпы поисков оставляли желать лучшего. Как быстро проворачиваются такие дела, Кантор не знал, и начал уже всерьез опасаться, что опоздает. Он представил себе, как будет смотреть в глаза Гаэтано, если вдруг вернется живым, и невольно сжал кулаки. Нет, он найдет ее. Чего бы это ни стоило. Даже если придется перебить половину населения этого насквозь протраханого города. Проклятье, везет же девчонке на извращенцев! Судьба у нее такая, что ли? «Черта с два, – подумал он, чувствуя, как в нем закипает знакомая холодная ярость. – Судьбы нет. Все в наших руках. Всех убью, сволочей. Глаза выну, руки переломаю, яйца поотрежу. Зубами рвать буду, но Саэту они мне вернут. А если будет поздно возвращать… Надолго запомнят все работорговцы Лютеции, что такое мистралийский убийца. В кошмарных снах меня будут видеть. Кто выживет, конечно…»
112 
