– Посмотри лучше, что там у меня такое, – попросил Громов, он прикрыл ладонью скулу, а сквозь пальцы струилась кровь.
Золотарёв, всё ещё бледный после пережитого потрясения, подошёл к Константину, осмотрел рану и важно сообщил:
– Царапина. Заживёт.
– Идьёт! – продолжала ругаться Олбрайт. – Вы все – идьёт. Нас всех убивать из-за вас.
– Не злите меня, леди, – перебил её Золотарёв. – Вас пока убивать никто не собирается. Цените момент.
Лукашевич забрался наконец в салон и, с опаской обойдя дымящееся после взрыва кресло, подступил к Громову со своим медицинским пакетом:
– Сейчас обработаем ранку, наложим повязочку.
– Извини, не до этого! – отмахнулся подполковник, стряхивая с пальцев кровь. – Оставаться здесь больше нельзя. Ты прав, Сергей, нужно уходить. Иначе будет ещё какой-нибудь сюрприз, вроде твоего телефона.
– Олбрайт берём с собой? – деловито осведомился Лукашевич.
– Угу, – подтвердил Золотарёв. – Она – наш козырь.
Широко шагая, он подошёл к Госсекретарю США и приказал:
– Вставайте, мадам! Мы уходим.
– Вы уходить, куда хотеть, – отозвалась Олбрайт без малейших признаков страха на лице и в голосе. – Я оставляюсь здесь.
– Никто здесь не оставляется, – сообщил ей Золотарёв.
Вдруг в его руке появился огромный никелированный револьвер. Где он прятал это внушительное и в наших палестинах довольно экзотическое оружие, осталось загадкой. Однако пользоваться им Золотарёв, очевидно, умел, потому как взвёл курок и приставил револьвер ко лбу Олбрайт. Изменился ли при этом взгляд госпожи Госсекретаря США, из-за «зеркалок» солнцезащитных очков видно не было. Однако определённое смятение выдали складки, вдруг появившиеся в уголках её губ. По всей видимости, ещё никто в жизни Олбрайт не приставлял огнестрельное оружие к её лбу. Она оценила угрозу, но пока не сдалась.
– Вы даже не знать, куда ехать, – сообщила она офицерам. – Вы делаваете глупость.
– Не учите меня жить, – посоветовал ей Золотарёв проникновенно. – Я, может, и не самый меткий стрелок к западу от Миссисипи, но с такого расстояния не промахнусь. Вы учтите, мадам, мне вас убить приказали, а не беседовать.
В молчании оттикало полминуты. Громов уж было забеспокоился, что Мадлен Олбрайт упрётся и выкинет фортель, а тогда не миновать беды. Как поведёт себя друг Сергей, подполковник предсказать не мог. Но этих тридцати секунд госпоже Олбрайт вполне хватило, чтобы взвесить все за и против, и придти к выводу, что не стоит обострять и без того чрезвычайную ситуацию.
– Уберите, – потребовала она, поднимая пухлую руку с одним единственным перстнем на среднем пальце и отводя дуло револьвера в сторону. – Я пошли куда вы.
– О’кей, – сказал Золотарёв. – И извольте слушаться. Иначе я выполню приказ и отправлю вас к отцам-основателям Америки. Надеюсь, вы к ним не торопитесь?
Госпожа Олбрайт действительно поднялась из кресла и прошествовала мимо Громова к трапу. Через минуту она и трое пилотов стояли на земле, рядом с перевязанным телохранителем.
– Теперь куда? – спросил Лукашевич, и тут у него под курткой запиликал сотовый телефон.
Все вздрогнули: слишком свежа была память о недавнем взрыве, от которого Золотарёв вполне мог лишиться головы. Алексей со странной смесью изумления и недовольства на лице расстегнул куртку и вытащил «мобильник». Нажал кнопку, послушал. Лицо его просветлело.
– Это Лёшка! – почти крикнул Лукашевич. – Стуколин. Жив чертяка! Спрашивает, где мы и куда ему ехать. Говорит, что обзавёлся натуральным «рено» и готов доставить нас хоть до самого Питера!..
Глава третья
«Литовский» Кризис
(Таллинн, Эстония, август 2000 года)
Яан Мяэ, тысяча девятьсот семьдесят пятого года рождения, был сравнительно молодым, но уже преуспевающим журналистом. Хотя он и не имел специального образования, зато бегло владел пером, а поскольку вырос и сформировался уже после отделения Эстонии от советской империи, то был лишён большинства комплексов, которые всё ещё довлели над журналистами старой социалистической закалки.
Своё творчество Яан Мяэ посвятил любимой родине, взявшись доказать, что именно она является колыбелью арийской цивилизации. («Индия? При чём тут Индия? Иран? При чём тут Иран?») Выкладки Яана основывались на нескольких «укороченных» цитатах из трудов классиков эзотеризма и национал-социализма. Добавляя к этому мелко накрошенный винегрет из малодостоверных, но внешне эффектных исторических фактов, а также спекуляций на темы аномальных зон и доисторических артефактов, молодой журналист-самоучка утверждал, будто бы эсты, заселившие Прибалтику в незапамятные времена (что-то около десяти тысяч лет назад), являются прямыми потомками жителей Атлантиды или «пятой корневой расой», согласно системе мадам Блаватской. Разумеется, народ этот не мог не оставить заметного следа в истории Европы, что и подтверждается «документами» – далее обычно следовали невнятные ссылки на некие архивы и новейшие работы эстонских специалистов по переписыванию истории.