— Как вы все это узнали? — поинтересовался маркиз.
— Один человек рассказал. По его словам, жители той части Туниса открыто говорят об этом и эта история передается из поколения в поколение.
— И вы действительно верите, что в наши дни, столько столетий спустя, сокровища еще лежат там и ждут нас? — саркастически спросил маркиз.
Майкл Киркпатрик с минуту молчал.
Потом сказал:
— Я знаю, что вы сейчас чувствуете, милорд. Я чувствовал бы то же самое, если бы услышал подобную небылицу от субъекта вроде меня!
Маркиз засмеялся.
Этот авантюрист явно обезоруживал его, и маркизу нравилось, как поблескивали глаза гостя, когда он говорил такие неожиданные вещи.
— Я бы тоже сомневался, — продолжал Майкл Киркпатрик, — если бы мне не довелось купить вот это.
С этими словами он сунул руку в карман, вытащил оттуда золотую монету и протянул маркизу.
Маркиз, знаток монет, сразу узнал ее.
Такие монеты чеканились римлянами в Тунисе и имели хождение на всей завоеванной ими территории Северной Африки.
Монета была в отличном состоянии, и маркиз не сомневался, что и Британский музей, и крупные антиквары в Риме охотно купили бы ее, будь у них такая возможность.
— Человек, продавший мне монету, — объяснил Майкл Киркпатрик, — был выслан из Туниса около месяца назад за кражу и осквернение собственности, которую власти считают неприкосновенной.
— Вы хотите сказать — он нашел эти сокровища?
— Он думает, что нашел место, где они спрятаны, но успел выкопать только эту монету и еще несколько таких же.
Киркпатрик на мгновение заколебался, но, убедившись, что маркиз внимательно слушает, продолжил:
— К несчастью, он безрассудно ограбил ныне здравствующую жертву, был пойман, доставлен в Тунис, признан виновным и два года отсидел в тюрьме, прежде чем его выдворили из страны, и то лишь потому, что он — англичанин.
— Значит, он никогда не сможет вернуться туда, — заметил маркиз. — Если он снова появится в Тунисе, ему грозит пожизненное заключение, а то и казнь. Там не выносят воров подобного сорта!
Майкл Киркпатрик засмеялся.
— Его потеря могла бы стать нашей прибылью. За сравнительно небольшую сумму, поскольку очень нуждается в деньгах, он готов подробно объяснить, где находятся сокровища, и даже начертить план.
— К несчастью, — продолжил Киркпатрик, понизив голос, — финансы не позволяют мне в одиночку снарядить экспедицию. К тому же у меня недостаточно веса в отношениях с властями. Мне нужен партнер, а ваша репутация исследователя, милорд, как я уже сказал, ценится очень высоко.
— Вы мне льстите, — сухо сказал маркиз.
Но рассказ Киркпатрика захватил его.
А ведь это возможно, мелькнуло у него в голове. Даже очень возможно!
Хотя гораздо вероятнее, что тот неудачливый вор, завладев несколькими римскими монетами, просто выдумал большую часть истории о погребенных сокровищах, чтобы получить побольше денег.
Маркиз посмотрел на золотой кружок в своей руке. Он точно знал, что монета подлинная, но ему показалось странным, что она в таком хорошем состоянии.
Любая монета, которая столько веков блуждала по свету, переходя из рук в руки, несомненно, стерлась бы и чеканка утратила бы свою четкость.
После долгой паузы маркиз спросил:
— Вы действительно думаете, что этому человеку можно доверять?
Майкл Киркпатрик очень выразительно развел руками:
— Разве можно доверять кому-нибудь больше, чем вы доверяете мне? Этот человек кажется искренним, и я бы привел его к вам, но, если он узнает о вашем интересе, цена, несомненно, подскочит!
Маркиз снова посмотрен на монету.
Всякий раз, когда он держан в руках старинную и дорогую вещь, маркизу казалось, будто он ощущает некие вибрации, исходящие из нее, какие-то необъяснимые токи.
Но это происходило только тогда, когда вещь была подлинной.
Маркиз и сейчас чувствовал эти токи и почти усомнился в собственном инстинкте.
— А что думает ваша дочь? — спросил он больше для того, чтобы выиграть время, нежели потому, что его заинтересовала эта девушка, которая не обращала никакого внимания ни на него, ни на своего отца.
В первую минуту Сабра даже не шевельнулась. Потом она медленно повернула голову к маркизу.
За темными очками да еще и под тенью шляпы невозможно было разглядеть выражение ее лица.
Наконец она сказала медленно и ясно-мягким, мелодичным голосом: