26 
— Он ел и пил слишком много всю свою жизнь. Готов поспорить, что вы, Линден, до самой могилы сохраните прекрасную фигуру.
— Надеюсь. Кстати: лошади оседланы, и я сказал Кистне, что она может поехать с нами.
— А я-то гадал, почему мы не отправились раньше!
— У Кистны урок французского. Нам очень повезло.
У мадемуазель безукоризненное произношение. Она парижанка.
— Боюсь, когда обучение Кистны завершится, девушка будет нашпигована знаниями, как рождественский гусь.
А ведь мужчины терпеть не могут умных женщин. Как бы она не распугала всех женихов на ненавистной вам ярмарке невест.
— С ее-то состоянием? — цинично бросил маркиз.
— Вы еще не говорили ей, что она должна будет сыграть роль Мирабел?
— Конечно, нет! Мы же договорились, что будем вместе следить за ее развитием, и я ни в коем случае не предприму такой важный шаг, не посоветовавшись с вами.
— Я рад, что вы так осторожны. Мне кажется, что ей не понравится эта идея — притворяться другой женщиной.
— Ее мнение меня мало волнует, — холодно произнес маркиз. — Она сделает то, что ей скажут, и лично я не предвижу никаких трудностей.
— Откуда такая уверенность?
— Кистна так благодарна мне, что выполнит любое мое распоряжение.
Перегрин собирался было возразить, но передумал.
Маркиз всегда был излишне самоуверен, особенно если это касалось женщин. Но эта женщина, несмотря на свою юность, представлялась Перегрину абсолютно непредсказуемой.
Говорить об этом маркизу не имело смысла, так что Уоллингхем счел за лучшее промолчать.
Кистна, вежливо попрощавшись с мадемуазель, словно на крыльях летела в свою спальню, чтобы переодеться в костюм для верховой езды.
Последние четверть часа сосредоточиться на том, что говорила француженка, и не взглядывать на часы каждую минуту было решительно невозможно. Стрелки приближались к одиннадцати. Наконец она будет свободна и поедет верхом вместе с маркизом и мистером Уоллингхемом.
Кистна не ожидала, что ее судьба так внезапно переменится: от нищеты и безысходности к счастью, такому бескрайнему, что оно, словно солнце, озарило все вокруг и согрело ее своим теплом.
Прошел почти месяц с того дня, когда она открыла дверь двум самым красивым и элегантным джентльменам, которых ей приходилось когда-либо видеть. Могла ли она тогда предположить, что они заберут ее из приютского ада в новый мир, где все казалось ей воплощением самой дерзкой и самой заветной мечты?
— Этого не может быть, — говорила себе Кистна, переодеваясь в амазонку, которую прислали для нее из Лондона.
— Этого не может быть! — повторяла она, сбегая вниз по мраморной лестнице с позолоченными перилами в холл, где ее уже ждали маркиз и мистер Уоллингхем, а на улице — три великолепные оседланные лошади.
Маркиз сам взялся обучать ее верховой езде и следил, чтобы она правильно держала поводья и сидела в седле как прирожденная всадница.
Кистна научилась так хорошо брать препятствия, что заслужила бурное одобрение если не самого маркиза, то по крайней мере Уоллингхема.
Девушка теперь умела узнавать, когда маркиз действительно был доволен ею, по выражению его глаз. Но Олчестер учил ее не только верховой езде.
Он учил Кистну правильно двигаться, входя в комнату, останавливаться именно там, где нужно, чтобы сделать реверанс, держать голову именно так, как требовал этикет.
Олчестер заставлял ее повторять каждый шаг снова и снова, пока его не удовлетворял результат. Так же придирчиво маркиз учил ее приветствовать гостей, желать им спокойной ночи, приглашать в столовую.
— Вы требуете от девушки слишком многого, — пару раз попытался воспротивиться Уоллингхем.
— Поведение моей подопечной должно быть безукоризненным в любой ситуации.
Заметив скептический взгляд Уоллингхема, он добавил:
— Учтите, что Бранскомб — ярый приверженец этикета. Он заметит самую ничтожную ошибку, а мы не можем позволить ему заподозрить что-нибудь, прежде чем он угодит в наш силок.
Уоллингхем вынужден был согласиться, что доводы маркиза не лишены смысла и потому обучение Кистны должно вестись без малейшей поблажки. Но девушка и сама не меньше маркиза была озабочена тем, чтобы делать все безукоризненно. Теперь, прогуливаясь верхом по парку вокруг аббатства и по окрестным полям, Кистна ехала на норовистой, но прекрасно выезженной лошади.
Когда они перешли на шаг после долгого галопа, Кистна тихо вздохнула.
26 
