— Простите, пожалуйста, — смущенно извинился Ангел...
...и в стакане с джином «Бифитер» тут же появился лед.
— То-то же! — победительно проговорил В.В. — Струсили?
— Естественно. Вашими постоянными требованиями выпивки вы меня загоняли буквально как дворовую Жучку! — устало сказал Ангел. — Тут поневоле начнешь трусить...
— А вы меня своей историей про Лифшицев и Самошниковых чуть до инфаркта не довели! — огрызнулся В.В.
— Вас никто насильно не заставлял слушать эту древнюю историю!.. — разозлился Ангел. — Вы думаете, мне ее легко вам рассказывать?! Да еще и перебрасывать вас из одного Времени в другое, а потом спешно вытаскивать вас оттуда?.. Потому что вам, видите ли, стало неважненько от того, что вы там увидели! А то, что своим неуемным любопытством вы заставляете меня эту историю проживать вторично, вы об этом подумали?! Слышите? «Проживать!..» А это не самое легкое испытание даже для очень опытного ангела-хранителя!..
— Фантастика! — поразился В.В., внимательно разглядывая распалившегося Ангела. — Отныне, если кто нибудь когда-нибудь при мне заикнется о таких расхожих понятиях, как пресловутые «ангельское терпение», или «ангельская мягкость», или, чего еще пуще, «ангельское всепрощение», я сразу же представлю себе мощного, длинноволосого, голубоглазого парнягу, лет двадцати пяти — двадцати семи, готового свернуть шею старому интеллигентному человеку только за то, что тот проявил нормальный, здоровый, профессионально-писательский интерес к его истории! Кстати, истории, навязанной ему самим рассказчиком.
— Ну, знаете!.. — воскликнул Ангел.
— Что-нибудь не так, Ангел? — прихлебывая, невозмутимо спросил В.В. — Не вы ли с вечера предложили мне один забавный сюжетец, когда узнали, что я имею некоторое отношение к литературному ремеслу?
— Нет-нет! Что вы, Владимир Владимирович... Все так, все прекрасно!.. А для того, чтобы так уж не разочаровывать вас в таких «расхожих понятиях», как «ангельское терпение», «ангельская мягкость» и... Что там еще? «Ангельское всепрощение»?.. Я попросту сейчас захлопну рот и оставшиеся до Петербурга... — Ангел взял со столика свои часы, посмотрел на них и продолжил: —...и оставшиеся до Петербурга один час и двадцать пять минут попытаюсь хоть немного поспать.
Ангел спокойно улегся под одеяло, выключил над собой ночник и, мягко улыбаясь, сказал В.В.:
— Спокойной ночи... В смысле — утра, дорогой Владим Владимыч...
Закрыл глаза и демонстративно отвернулся к стенке купе.
— Эй! Эй!.. — встревожился В.В. — А где ваша «ангельская» совесть?! Как же это можно бросать пожилого человека в самой что ни есть кульминации истории, которую он, как умалишенный, впитывал в себя всю ночь напролет?! В конце концов, могу вам заявить, что теперь это в некоторой степени и моя история! И лишать меня ее продолжения и финала — феерическое свинство!!!
Ангел резко повернулся к В.В. и приподнялся на локте. Сна у него не было ни в одном глазу!
— Ах вот как вы запели, сударь!.. Уж не взываете ли вы таким странным способом к обруганному вами «ангельскому всепрощению»?!
— Взываю, — покорно признался В.В.
— Ну что ж... — ухмыльнулся Ангел. — В таком случае и я демонстрирую вам подлинность «ангельского терпения». Фиг с вами! Слушайте! Так как времени до Питера остается маловато — я буду лапидарно краток...
— И еще — «полтинничек»... — В.В. просительно указал пальцем на свой опустевший стакан.
— Это уже переходит всякие границы!!! — возмущенно вздохнул Ангел...
...но стакан В.В. на четверть наполнился джином!..
У ТРЕТЬЕГО ОТДЕЛЕНИЯ МИЛИЦИИ
... Подкатила черная расхлябанная «Волга». На дверцах желтые буквы — МИЛИЦИЯ.
Тяжело вылез из машины начальник уголовного розыска Петр Петрович — Петруччио.
Сразу же увидел двух своих оперов — Костю и Славика. Они в эту секунду выскакивали из дверей отделения и куда-то явно спешили...
Увидели своего Петруччио, остановились.
— Вы куда? — спросил тот.
Славик и Костя переглянулись.
— В гаражи хотим смотаться — с народишком побазарить, — сказал Костя.
— Может, чего и нароем... — подхватил Славик.
— Вы пошурупьте, куда этот перстенек ушел... Он наверняка из самошниковской квартиры. Теперь очень важно знать — кто эту золотую штуковину с мертвого Зайцева снял. Тогда, может, и на фигуранта выйдем... — сказал Петруччио и, не прощаясь, пошел к дверям отделения.