— Если пожалуется, он жалкий трепач и предатель, — отрезал Френсис. — С этими неотесанными морскими волками ничего нельзя знать наверняка.
— Можно подумать, ты встречал их тысячами, — расхохоталась Лизбет. — Почему бы тебе не нанять корабль и не отправиться за добычей в испанские моря? Я бы так и сделала, будь я мужчиной.
— Да уж, лихой пират бы из тебя вышел, — хмыкнул Френсис. — Не лучше ли тебе вернуться в дом?
— Пожалуй, ты прав, — вздохнула Лизбет. — И получить очередной нагоняй. Катарина не велела мне мыть волосы, а я вымыла. Она приказала мне оставаться в кладовой и перебрать гвоздику и шафран, а я, разумеется, этого не сделала, так что ей есть от чего прийти в ярость.
— Хотя бы не показывайся ей такой растрепой, — сказал Френсис. — На прошлой неделе она прочитала тебе целую лекцию о том, как подобает выглядеть леди.
— Пропади пропадом все леди вместе взятые! — воскликнула Лизбет. — Хочу быть мужчиной и уехать отсюда. Хочу плавать с Дрейком, быть представленной ко двору, сражаться с голландцами и бить испанцев!
— Чудесное времяпрепровождение для знатной юной леди, — захохотал Френсис.
Лизбет топнула ногой, но тут же подсела к нему и растрепала его волосы.
— Иногда я тебя просто ненавижу, когда ты вот так меня злишь — сказала она, — но на самом деле только одного тебя и люблю. Если ты захочешь, то можешь быть самым славным братом на свете, но, когда ты меня начинаешь дразнить, мне хочется наброситься на тебя с кулаками.
— Прибереги силы для нашего гостя, — посоветовал Френсис. — Если ты правда испортила его лучшую шляпу, у него есть все основания для недовольства.
— Но он все-таки не разозлился, — ответила Лизбет. — Он поцеловал меня…
Последние слова она проговорила так тихо, что Френсис их не расслышал. Он томно прикрыл веки, а когда снова открыл глаза, то увидел, что остался в одиночестве. Лизбет, прячась за кустами, пробиралась к дому. Она таки прокралась к нему никем не замеченная. Взбежав наверх, она бросилась к своей спальне и распахнула дверь, ожидая найти комнату пустой, но обнаружила там свою няню, которая раскладывала на кровати платье и что-то бормотала себе под нос.
Няня была уже старой женщиной, ее некогда румяные щеки сейчас напоминали печеное яблоко.
— Вот и вы, госпожа Непоседа, — воскликнула она, увидев Лизбет. — Где вы пропадали, хотела бы я знать? Миледи надрывалась, клича вас по всему дому, и очень рассердилась, когда вас не смогли доискаться. Ваше счастье, что она не застала вас в таком виде. Что это вы на сей раз натворили?
— Я убежала из кладовой, вымыла волосы и пошла в парк. Сегодня чудесный день, почему меня заставляют сидеть в четырех стенах и любоваться на имбирь, гвоздику, миндаль, изюм, инжир и прочую дребедень, которая хранится в кладовой?
— Миледи, следует отдать ей должное, хорошая хозяйка, — промолвила няня.
— Хуже, чем была матушка, — немедленно вставила Лизбет.
— Милая, обе мы хорошо знаем, что ваша матушка-праведница, царство ей небесное, три года хворала, прежде чем уйти на небеса. Когда в дом пришла миледи, здесь много к чему следовало приложить руку. Я не говорю, что ее не в чем упрекнуть, но женщина она домовитая, а это немалое достоинство для всякой дочери Евы.
— Я ее ненавижу, — процедила Лизбет.
— Тсс! — Няня оглянулась через плечо, словно боялась, что их подслушивают.
— Да, я ненавижу ее, а она меня! — крикнула Лизбет.
— Ну почему вы нисколечко не похожи на вашу сводную сестрицу? — заворчала няня, расшнуровывая на Лизбет платье. — Госпожа Филлида прекрасно ладит с миледи. Никогда ей не перечит.
— Ох! Филлида! Филлида поладит с кем угодно, — сказала Лизбет. — Ты это знаешь не хуже меня, няня. Она живет в своем собственном мире, ей безразлично, что происходит со всеми нами. Если даже наш дом начнет рушиться, она спокойненько выйдет наружу и сядет среди руин. Она никого не любит, никого не ненавидит, она просто существует. Если бы я родилась такой, я утопилась бы в пруду.
— Хорошо бы вам стать хоть немножко такой, как она, — назидательно возразила няня. — Но вы с детства другая. Бывало, вопите на чем свет стоит, если только не получаете, чего хотите, и немедленно. Я сколько раз говорила вашей матушке — с этим ребенком мы намучаемся. И то сказать, с вами пришлось труднее всего. Мастер Френсис и в детстве был спокойный и всем довольный, у барышни Филлиды просто золотой характер, а вы — чисто дьяволово семя.