Платье, первоначально созданное для Рене, было очень сильно декольтировано, но присущее Корнелии целомудрие подчеркивало впечатление нетронутой прелести, и поэтому, когда она вошла в салон с сияющими глазами и с улыбкой на губах, то герцогу она показалась Афродитой, еще не осознавшей своей красоты.
Он протянул руки, и она вложила в них свои пальцы. Сегодня ненавистного кольца не было, и его губы задержались на ее пальцах — их кожа показалась шелком его изголодавшимся губам. Потом он поднял голову и посмотрел ей в глаза.
— Вы готовы? — послышался от двери голос Рене. Они не слышали, как она вошла, потому что стояли молча, глядя друг на друга, соединенные желанием, которое притягивало их словно магнит.
— Мы готовы, — ответил герцог.
— Тогда нам пора ехать, — сказала Рене. — Иван не любит, когда ему приходится ждать, а мне… а я сгораю от нетерпения снова увидеть его.
— Как это мне понятно, — тихо проговорила Корнелия.
— В карете вам понадобится накидка, — сказала Рене. — Вот, я захватила и для вас.
Она протянула накидку из серебряной парчи, подбитую соболем; герцог бережно обвил ею плечи Корнелии.
— Я люблю вас, — прошептал он при этом, и она ощутила, как его губы коснулись ее уха, и порадовалась, что была без серег.
— Я чувствую такое волнение! — воскликнула Корнелия. — Мне кажется, что сегодня вечером нас ожидает нечто потрясающее.
— Вас может постигнуть разочарование, — ответила Рене предостерегающим тоном. — Но у Ивана продумано все. Перед парадной дверью всегда ждет карета с лошадьми — на тот случай, если кому-то станет скучно или захочется уехать раньше.
С такими лошадьми, как эти? — спросила Корнелия с ноткой благоговейного страха, когда увидела четырех черных арабских лошадей, впряженных в экипаж, присланный великим князем.
— Может быть, еще лучше, чем эти, — похвасталась Рене, зная, что хорошие лошади производят на Корнелию большее впечатление, чем самые дорогие украшения.
Они сели в карету, которая понеслась по Елисейским Полям с почти пугающей скоростью.
— Вы всегда ездите так быстро? — спросила Корнелия.
— Иван всегда спешит, — засмеявшись, ответила Рене. — Но у него непревзойденные кучера, и нам нечего бояться.
Корнелия чувствовала, что ей не может не понравиться человек, у которого такие великолепные лошади. Ее предчувствие оправдалось: когда она увидела великого князя, то сразу поняла, — еще до того, как они обменялись рукопожатиями, — что он именно такой человек, каким она его себе представляла по рассказам Рене.
Это был высокий мужчина чрезвычайно представительного вида, с проглядывающей на висках сединой, с аристократичными чертами лица и длинными чуткими пальцами художника. Однако ничто в нем не говорило об изнеженности или недостатке мужественности. Глаза его сверкали, а улыбка, раздвигавшая красиво очерченные губы, была открытой и доброжелательной.
Вилла князя, расположенная в Буа, впечатляла и своими размерами, и интерьером, и стилем жизни. Когда они вошли в большой мраморный холл, увешанный гобеленами, великий князь спустился к ним по лестнице в сопровождении двух огромных борзых, и это выглядело так, словно он сошел с иллюстрации к какой-нибудь русской сказке.
Он сразу подошел к Рене и, взяв ее руки в свои, нежно поцеловал обе ладони, а потом, когда она поднялась из низкого реверанса, наклонился и поцеловал ее в губы.
— Я скучал по тебе, любимая, — сказал он по-французски с глубокой искренностью.
Потом он повернулся к Корнелии, которая присела в реверансе.
— Мы с вами встречались, Рочемптон. — Великий князь улыбнулся. — Я очень рад, что сегодня вы будете моим гостем.
Когда с формальностями было покончено, он повернулся к Рене и сказал с ноткой возбуждения в голосе, показавшись вдруг очень молодым: . — У меня для вас сюрприз, идемте же!
Он провел их через дом и вывел на балкон. Рене и Корнелия вскрикнули от восторга: вместо сада у их ног расстилалось большое озеро. Везде была вода, как будто они из Франции перенеслись в Венецию. У каменных ступеней ждала гондола, готовая переправить их через водную гладь туда, где была построена площадка. Столбы из розового мрамора, изысканные венецианские драпировки, трепещущие в небе флажки создавали фон для возвышения, на котором стоял их обеденный стол. Вокруг самого озера на золоченых столбах были развешаны огромные гирлянды.
Вода была усыпана цветами: розовые и белые водяные лилии покачивались на серебристой ряби озера.