Последние отзывы

  19  

– Я хотела бы подняться наверх и немного отдохнуть перед обедом.

У себя дома она никогда так не делала.

Ей просто хотелось уйти.

Под фривольными взглядами графа она чувствовала себя неловко.

К тому же ей была противна та доверительная манера, в которой мадам Дюба говорила с отцом.

Как была бы потрясена ее мать, увидев подобное, и как, должно быть, отцу сейчас нелегко.

«Эти люди мне омерзительны! – подумала она. – Надеюсь, не все его друзья таковы».

Можно было с уверенностью сказать, что родственники нового маркиза никогда не найдут с ними общего языка.

Для них это будет ударом.

Мадам Дюба стала уговаривать Харизу не покидать их общество, но маркиз сказал:

– Спешить некуда. Обед будет подан только в половине девятого, да и это гораздо раньше, чем мы привыкли в Париже.

Хариза не сомневалась в достоверности его слов, однако здесь был не Париж, а Беркшир.

Впрочем, врожденная деликатность не позволила ей сказать это вслух.

Она просто направилась к выходу.

Графу ничего не оставалось, как только открыть перед ней дверь.

Хариза поднялась по лестнице.

Ей не нужно было осведомляться, где ее спальня: в Обители у нее имелась своя комната.

Эту комнату она особенно любила, потому что ее на свой вкус обставляла и украшала миссис Темплтон.

Мама подбирала шторы и мебель.

А однажды Хариза попросила у старого маркиза разрешения повесить здесь картину, которая ей больше всего нравилась.

Будучи в самом нежном возрасте, Хариза могла часами с удовольствием рассматривать полотна Лукаса Кранаха.

Для нее в мире не существовало картины лучше, чем «Отдых на пути в Египет» кисти этого художника.

На ней были изображены Дева Мария с младенцем Иисусом на руках и Иосиф, стоящий у нее за спиной.

Вокруг них парили и резвились на траве ангелочки с расправленными крылышками.

Эта сцена волновала ее до глубины души, неизменно поражая воображение.

После того как старый маркиз разрешил Харизе повесить картину в ее спальне, она каждое утро, просыпаясь, подолгу ею любовалась.

А вечером нашептывала ему свои молитвы.

Сама комната находилась в наиболее древней части Обители.

Каменные стены здесь, как и во всем здании, были обшиты белыми панелями.

Все остальное в комнате специально подбиралось под эту удивительную картину.

Шторы были того же глубокого синего цвета, что и платье Девы Марии.

Розовый и синий – цвета земли, на которой расположилось Святое Семейство, – обнаруживались на великолепном ковре на полу.

Балдахин над кроватью был прикреплен к золотистому венчику с изображением ангелочков.

Войдя в спальню, Хариза увидела, что садовники не забыли принести сюда ее любимые цветы.

По обе стороны камина стояли вазы с лилиями, а на комоде еще одна – с белыми розами.

Так было всегда, когда Хариза приезжала в Обитель.

За единственным исключением: на туалетном столике красовались в вазе такие же орхидеи, что маркиз послал ей домой.

Только сейчас Хариза сообразила, что забыла его поблагодарить.

Надо будет извиниться за это, подумала она, когда спустится к обеду.

В спальню с шумом ввалилась Бесси.

Эта старая горничная обычно брала на себя заботы о ней.

– Я думала, вы еще внизу, мисс Хариза. Но я рада снова видеть вас в вашей комнате, это уж точно!

– Я тоже рада видеть тебя, Бесси. Как ты поживаешь?

– Просто голова кругом идет, это уж точно, мисс! – застрекотала Бесси. – Все вверх тормашками, уж и не пойму, на каком я свете; может, уже на том!

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Хариза, пока Бесси расстегивала ей платье, а затем помогала надеть ночную сорочку и гармонирующий с ней пеньюар.

– Завтрак в одиннадцать часов, и нам запрещено заходить в спальни, как было всегда, – жаловалась Бесси. – А второй завтрак – в полдень. Этак скоро придется обед подавать в полночь, это уж точно!

Хариза невольно улыбнулась, слушая горничную.

– У французов другой распорядок дня, – объяснила она.

– И люди у них другие! – снова зачастила Бесси. – Видели бы вы те сундуки, что эта приезжая леди с собой притащила.

Можно подумать, она приехала сюда лет на пять!

– Что ж, она очень элегантно одевается.

Хариза услышала в своем голосе холодок антипатии.

Она уже решила бесповоротно, что мадам Дюба ей не нравится.

Как, впрочем, и граф Суассон.

И все же чуть погодя Хариза упрекнула себя в ограниченности.

  19