80 
– Но зачем тебе это, Владыка? – спросил Саргар.– Лучше ли, если Большой Нож будет продолжать бесчинствовать?
– Лучше,– сказал Кирьюгер.– Я дам им порезвиться, а потом сам возьму этого эгерини. С твоей помощью.
– Позволено ли мне спросить, Владыка?
– Спрашивай.
– Мы ведь могли взять разбойника еще неделю назад. Почему ты не распорядился сделать это? Схвати мы Большого Ножа, и караван был бы цел.
– Ты прав,– согласился Владыка.– Но тогда и ценность разбойника в глазах нашего Императора была бы невелика. Да он просто не знал бы о нем. А теперь, как видишь, знает. Когда и армия в пять тысяч слепцов окажется бессильна, Император заподозрит Ашшуру ведомо что, и этот Большой Нож, который, как мы знаем, просто удачливый негодяй, не более, станет очень важной персоной. В глазах Императора. Вот тогда мы его и возьмем.
* * *
Девочку Харминку Мормад устроил служанкой к знакомому, портняжных дел мастеру, Носарю. А того предупредил: работа работой, а если начнет руки распускать – Мормад ему самолично яйца открутит. Портной заверил, что девочку пальцем не тронет, кормить будет как родную дочь, и вообще…
– Смотри,– строго сказал Мормад.– Ты меня знаешь.
Носарь точно знал его давно, еще в прежние времена рухлядь ворованную у Мормада покупал. Но теперь-то тот не какой-нибудь воришка, а правая рука первого в Карн-Апаласаре разбойника. У мастерового глазки так и бегали, когда Мормад ему внушение делал. Страшновато.
А когда Мормад вернулся через три недели и спросил: «Ну как, малышка, не обижал тебя этот прыщ?» – у «прыща» на лбу испарина выступила: пожалуется девчонка – и конец. Достанет нож, улыбнется мерзкой своей улыбочкой – и зарежет. Одно слово: душегуб.
Будь его воля, портной нипочем не взял бы девчонку с таким защитничком. Но попробуй-ка скажи «нет»!
А так-то, в общем, Харминка в хозяйстве не лишняя. Жены у Носаря нет, а насчет убрать, приготовить или там сметать чего попроще – девчонка старалась. И всего-то – за харч. Выгодно, одним словом. С Мормадом всегда так: выгодно – и страшно.
– Нет, Мормад, что ты! – сказала Харминка, и у портняжки отлегло от сердца.
Разбойник только хмыкнул.
– Пойдем, малышка, на рынок, купим тебе чего-нибудь, хочешь?
Харминка зарумянилась. Она видела, что люди боятся Мормада, но сама… Ведь он же хороший! И всегда глядит на нее по-доброму, не как другие мужики: будто слизняком помажут. От их взглядов Харминку сразу начинало трясти и внизу живота болело… как тогда. Нет, Мормад – не такой. И Большой Нож не такой. Но Большому Ножу до Харминки дела нет. А Мормаду – есть. В первый раз в жизни кто-то о ней заботится. Даже дома от нее, третьей по счету дочки, требовали только одного – работы. И попрекали, что девка. И примеривались, как в возраст войдет, продать да корову купить. Так что, когда Мормад предложил отвезти ее домой, Харминка сказала, что дома у нее теперь нет. Нет так нет. Мормад вроде даже обрадовался.
Ему тоже в новинку о ком-то заботиться и прикидывать, как другому человеку лучше.
Причудливы души человеческие. Вдруг оказалось, что девочка из семьи бедного арендатора и вор из Нурты очень хорошо понимают друг друга.
Рынок в Нурте – самое бойкое место в городе. Здесь просторно и тесно. Просторно потому, что сама площадь – больше двухсот шагов в поперечнике, тесно оттого, что, кажется, весь люд Нурты и соседних городов собрался здесь. Торговали всем – от сношенных сандалий до рыжих самерийских коней-полукровок, которых продавцы выдавали за настоящих айпегов. Нутра – рядом с границей, рядом с Карном. Отсюда товары северной части мира Ашшура везут на юг, в Карнагрию, а сделанное в Карнагрии – в Эгерин и Самери. Правда, тот, кто видел нурташский рынок лет двести назад, счел бы нынешнюю торговлю скудной. Это потому, что сейчас львиная доля товаров шла морем. Теперь, когда сокты поприжали пиратов, везти товар морем уже не так рискованно. И намного выгодней – перевозка дешевле и пошлин меньше.
Мормад купил девочке новую тунику, кожаные сандалии с серебряными пряжками, обруч для волос с лаковым рисунком и дюжину серебряных ножных браслетов. Когда он отвел ее в уголок, переодеться, то деликатно повернулся спиной.
– Да, малышка, ты у меня красивая,– сказал он, оглядев засмущавшуюся Харминку.
Подумав, Мормад решил, что еще нужны бусы, и позволил девочке выбрать их самой, а затем выложил золотой (столько же, сколько стоили все остальные покупки) за шкатулку с благовониями и румянами. Торговец утверждал, что они – фетские, и Мормад с трудом прятал улыбку, видя, какими огромными стали глаза девочки. Разрисована шкатулка и впрямь была по-фетски: рисовые поля с длиннокосыми земледельцами, домики с выгнутыми крышами над оросительным каналом, желтый парусник. Но будь содержимое шкатулки фетским, стоила бы она не один золотой, а двадцать.
80 
