105 
Однако ж легла червенская земля не под варягов. И даже не под Киев.
Владимир, подобно своей бабке Ольге и великому отцу Святославу, подвел Червень и сопредельные земли не под киевский стол, а лично под себя, Владимира, сына Святославова. Теперь, даже если ушел бы Владимир с киевского стола, всё равно остался бы хозяином этой вновь завоеванной земли.
И еще: теперь всякий купец, даже и киевский, пересекая Буг, должен был платить Владимиру мыто. Это было бы не совсем справедливо, особенно по отношению к роду боярина Серегея, если бы Владимир тут же, особым указом, не даровал Богуславу и всем его родичам до третьего колена свободу от любой дани и любого мыта на всех подвластных Владимиру землях. Это было щедро, потому что подарок, получается, касался не только отца Богуслава, но и его брата Артёма, и даже женатого на Славкиной сестре Йонаха.
Ионах, впрочем, и так ничего Киеву не платил, кроме общей доли, взимаемой с киевской иудейской общины. А скорее всего, и туда ничего не платил, полагая, что ромейским, хорезмским и прочим иудеям-купцам и ремесленникам не труд, а честь — заплатить долю за благородного хузарского воина.
Помимо денежной свободы Владимир подарил Богуславу драгоценный кинжал синдской работы с узорчатым булатным лезвием и рукоятью, дивно украшенной ладами, смарагдами и сверкающими, будто звезды, искусно ограненными адамантами размером с пшеничное зерно.
Подтысяцким, правда, не поставил. Но Богуслав не огорчился. Ему куда приятнее было, что он обошел-таки Волчьего Хвоста. Сброшенный со стены камень переломил под воеводой лестницу.
Не повезло.
Хотя… с какой стороны посмотреть… Этот камень мог бы не лестницу разбить, а голову храброго воеводы.
Лехитов, однако, перебили не всех. Те, что сдались русам, остались живы. И семьи лехитские (у кого были семьи) тоже не были отданы разбушевавшейся черни. Сунувшиеся резать ополченцы наткнулись на стражу из княжьих отроков и, громко выразив возмущение (исключительно голосом), отправились грабить торговые дворы. Однако и тут им не удалось поживиться: богатые подворья уже принял под защиту воевода Путята. Собственно, грабить там было уже нечего. Все ценное, включая годных на продажу людишек, с самого начала прибрали русы. Золото, серебро, шелка, пряности, самоцветы, оружие сносили в захваченный кремль, где расположился сам Владимир и его воеводы. Добычу предстояло разделить. По-честному. Девок получше тоже пригнали сюда — услаждать пирующих победителей. Многих уже успели попользовать, но — не калечили. Даже любители помучить живую добычу понимали их ценность. Покалеченную рабу купят разве что для жертвы. То есть — за бесценок. Желаешь отрезать что-нибудь пленнице — твое право. Но — из твоей личной доли.
Ополченцам не досталось ничего, кроме деревянной церкви, из которой княжья гридь уже вынесла всю утварь. Вот ее-то они и сожгли. Зато коренные жители этой земли могли больше не бояться, что придут лехиты и пожгут их богов. И биться с ворогами им более не требовалось. Их теперь русь обороняла. А ежели у кого ратный дух в груди кипит и стать подходящая — добро пожаловать в дружину. Тут тебя и воинской справе обучат. Но будешь ты тогда уже не рода своего людин, а княжий отрок.
И богом твоим главным станет Перун Молниерукий, а батькой — сам великий князь Владимир Святославович.
* * *
Великий князь Мешко стоял на стене своей столицы и смотрел на окрестные поля. Рядом с ним — сын и наследник Болеслав. Тот, кто в будущем станет первым королем Речи Посполитой Болеславом Храбрым. Молодое лицо княжича было мрачным.
— Почему ты не хочешь дать отпор русам? — почти выкрикнул он. — Дай мне войско — и я буду гнать их до самого Киева…
— Нет.
— Но почему, отец?!
— Не время. Если бы я думал иначе, то послал бы туда настоящее войско, а не то отребье, которое только и может, что драть тамошних лапотников и гонять по лесам беглых рабов. Мы взяли Червенские земли, пока шла распря между братьями за Киевский трон. Если бы эта война продлилась подольше, то у нас было бы время укрепиться на Буге. Я слишком поздно понял, что Владимир сильнее Ярополка. Будь у нас возможность, я предложил бы помощь более слабому брату, но я не успел. Мы не Должны драться с русами, сын. Ввяжемся в войну с Киевским княжеством — потеряем больше, чем найдем. Русы нам не враги. Они всего лишь хотят вернуть свое. Наши враги — там, — Мешко показал в сторону заходящего солнца. — Германцы только и ждут, когда мы ослабеем. Они подзуживают лютичей и ободритов, интригуют в Праге… Но мы выстоим, сын мой. Выстоим и станем сильнее. И возьмем все, что нам полагается по праву. Если Бог призовет меня раньше, то это сделаешь ты.
105 
