Последние отзывы

  55  

— Рот закрой, птичка нагадит, — сказал князь-воевода. — Это Детинец, а в нем — терем княжий. Хочешь здесь жить, Годун?

— Хочу! — выдохнул Гошка.

— Хочешь, значит, будешь. Но сейчас нам не туда. Сначала — домой.

Ворота растворялись слишком медленно, потому Артём въехал во двор, как только створки разошлись достаточно широко. Гошка направил коня следом. Он тоже держал голову высоко и гордо и…

Медвежий рык был внезапен и для коня, и для всадника. Конь всхрапнул и шарахнулся, а Гошка… Стремена по-прежнему были коротки ему. Артём предлагал подрезать ремни, но Гошка гордо отказался. Что ж он за наездник, если не может удержаться в седле хоть без стремян, хоть и вовсе охлюпкой.

Вот и поплатился.

Конь прянул в сторону, тут Гошка и вылетел из седла.

Упал он хорошо, ловко, но… Прямо в лапы бурому!

«Ну всё, конец!» — толкнулась заполошная мысль. Гошка схватился за нож, понимая, что не успеет ударить… Да и бесполезно. Что можно сделать ножом в пядь длиной против лесного хозяина?

Смрадно пахнуло из раззявленной пасти. Влажная глотка за частоколом зубищ… Медведь промедлил, и Гошка все-таки вытащил нож… И ударил бы прямо в пасть… Но могучая лапа поддела его легонько… Легонько для медведя. Гошка подлетел, как подброшенная лаптем сухая коровья лепешка. Медведь на лету поймал его второй лапой и придавил. Гошка захрипел, задергался… Да что толку? У медведя одна лапа тяжелее, чем весь Гошка. И ножом недостать. Попробуй достань, когда тебя впечатали животом в землю!

— Жор! Ты что это?! А ну не балуй! Пошел, пошел!

Лапа убралась. Гошка судорожно вздохнул… И тут его, взяв за шкирку, словно кутенка, подняли и поставили на ноги.

Гошка обмер. Сверху на него глядел… Ох и стра-ашный! Рожа в морщинах и шрамах, как поле перепаханное. Одного глаза нет, а второй холодный, холодный. Глядит — как железо в мясо втыкает.

— Пусти его, дедко Рёрех! — раздался сверху голос воеводы Артёма. — Он тебя пуще мишки напугался.

— И хорошо. Значит, верно всё понимает.

Страшный дедко выпустил Гошкину рубаху, и тот поспешно отодвинулся, покосился: где медведь? Медведь сидел на заднице, по-собачьи, и умильно тянул лапу. Тут Гошка наконец разглядел, что зверь-то не матерый. Так, медвежонок годовалый. Это он Гошке с испугу огромным показался.

— Напугался-то, напугался, а ножик не бросил! — проскрипел страшный дед, и Гошка обнаружил, что судорожно сжимает в руке нож. И еще — что у деда не хватает одной ноги. Вместо нее деревяха. И еще Гошка вспомнил, на кого дед этот похож. На Сварога, что стоит на капище за родным селом. Такой же черный, в трещинах. Только у Сварога власы и борода темные — из конского волоса, а у этого борода и власы сизые.

— Целый? — Спешившийся Артём повернул Гошку к себе.

— Ага… — пробормотал Гошка, пряча нож в сапожок. — Напужался я маленько.

Хриплое карканье. Это смеялся страшный дед.

Гошка покраснел. Вот же напасть. Так опозорился!

— Не робей, щегол! — Дед оборвал смех и потрепал Гошкины вихры заскорузлой и твердой как деревяшка ладонью. — Другой бы уж в штаны напрудил, а ты — за ножик! И ведь не выронил, удержал ножик-то! Где ж ты, Артёмка, такого хоробра надыбал?

— В сельце Полянском подобрал, — ответил воевода. — Родню его копченые порезали. Самого чуть степняк не порешил — наша стрела вовремя поспела. Но и малой не терялся. Свою стрелку тоже в копченую шкуру вогнал. — И совсем огорошил: — Я, старый, хочу его в род взять.

Гошка стоял ни жив ни мертв. В род! О таком он и мечтать не смел. Чаял может, в детские при дружине… Вот бы счастье!

— Дело доброе, — проскрипел страшный дед. Хотя нет, не такой уж страшный, как показалось Гошке вначале. — Как зовут тебя, малой?

— Гошка…

— Как, не услыхал?

— Годун! — погромче пискнул Гошка.

— А я — Рёрех. Можешь меня дедкой Рёрехом кликать. Я тут по годам — старший. Старший, но не главный. Глава наш вон идет!

Гошка глянул — и в который уже раз обомлел. К ним направлялся не человек — гора! Огромный, как богатырь из сказки. Воевода Артём богатырю едва по плечо, не говоря уж об одноглазом деде.

— Здоров ли, батюшка? — почтительно поинтересовался Гошкин благодетель.

— Вашими молитвам, сынок! — Богатырь обнял воеводу, прижал к груди.

Так они постояли недолго, потом отстранились, оглядели друг друга жадно-внимательно…

  55