Таможенница беспомощно оглянулась. Кроме нее в зале присутствовали полицейский и барменша за стойкой. На голом плече полицейского, бравого парня в шортах и фуражке, висел древний АК китайского производства, местами тронутый ржавчиной.
– Мсье не подлежат досмотру,– отрезал Грива и поднял руку с браслетом-коммуникатором.
– Мы прибыли,– сообщил он.– Нас не встречают.
– Принято,– хрюкнул чип, прилепленный за правым ухом Артёма.– Ждите.
– Успокойся, парень,– сказал О'Тулл по-французски растерянному полицейскому.– Мы – ревизоры Патентной службы ЮНЕСКО (такое им сделали прикрытие), так что вызови кого-нибудь из начальства. Мы сюда не бананы собирать приехали.
– Начальство? – Круглая физиономия парня вытянулась.– Никак нельзя, мсье. Сейчас послеобеденное время. Отдых.
– Ах отдых…– прозрачные глаза ирландца нехорошо сузились.
– Оставь его,– сказал Артём по-русски.– Я же доложил наверх. Там уже работают. Сейчас сюда вся местная верхушка прибежит. Во главе с мэром. С намыленной попкой.
Попка у местного мэра оказалась самого высшего класса. Да и сама мадам мэр – наилучших пропорций и обхождения. Мадам Умазизумадума. Или что-то вроде того. Полунегритянка-полуегиптянка, училась в Сорбонне, как выяснилось позже. Местный костюмчик, нечто вроде сари, сидел на ней просто замечательно. Облегал и демонстрировал всё наилучшим образом. Через минуту О'Тулл уже звал мэра Лолой, а она его – Юджином.
В общем, это было грамотно: подослать сначала ее, а потом представителя местного Министерства науки и культуры.
– Эй! – предупредил Грива по-русски сыплющего комплиментами горячего ирландского парня.– Имей в виду, тут 68 процентов ВИЧ-инфицировано.
– А-а-а…– отмахнулся О'Тулл.– Наши вылечат!
– Это мусульманская страна!
– Это их проблемы!
– Мы на работе! – привел Грива последний аргумент.
– Брось! – отмахнулся ирландец.– Все путное, если не считать вилл на побережье, которыми мы любовались в полете, здесь построили еще французы. Во времена колонизации. Какие могут быть незаконные научные исследования там, где нет науки? Исследование правил перфорации нижней губы? Наилучший сплав для кольца в нос? Ты посмотри на этого ученого господина!
Высокопоставленный чиновник из научного ведомства и впрямь выглядел сущим людоедом, тупым и свирепым. Подобострастным людоедом. И это почему-то насторожило Гриву. А низкий волнующий голос мадам мэр, чересчур старательно очаровывающей гостей, только усугубил его беспокойство. Это ведь Африка, а не Азия, где угодливость – традиция. Здешнему чиновнику прогибаться перед начальством, которое не станет его есть (в прямом, не переносном, смысле), попросту лень.
Чиновник пробубнил что-то на местном наречии.
– Предлагает разделиться,– перевел О'Тулл, в которого перед операцией вложили «базовые» одного из двух местных языков (второй достался Артёму).– Ты едешь с ним, я – с мэром.
– Наоборот,– сказал Грива.– Ты – с ним, а я – с мэром. Мне с этим выхухолем даже не поговорить.
И это Артёму тоже показалось подозрительным. Крупный чиновник, не знающий ни французского, ни русского, ни английского…
– Ерунда! Ты просто боишься, что Лола меня соблазнит.
– Это еще вопрос, кто кого соблазнит,– проворчал Грива, поймал взгляд черных глаз мадам мэр – и смутился. На секунду у него возникло ощущение, что мадам понимает по-русски.
Ощущение Артёма не обмануло. Мадам действительно понимала по-русски. Ее партнером по бизнесу (разумеется, у мадам был свой бизнес – и процветающий: торговля музыкальными инструментами местной сборки) оказалась еще одна мадам, мама которой родилась в Медведках.
Но это Грива выяснил позже, уже после того как оказался на алых простынях, покрывающих дорогущий и невероятно удобный матрац, наполненный жидкостью с регулируемой температурой и давлением, под высоким альковом, отделенным от мира противомоскитными сетками, где майор Грива наконец смог наедине пообщаться с коммуникатором.
Но ничего подтверждающего свои подозрения Артём не обнаружил.
Разбудили Артёма музыка и топот. Натянув шорты, он поднял жалюзи и посмотрел вниз. Квадратный двор, полдюжины деревьев, здоровенная электроплита, уставленная посудой,– и семеро африканок, от шестнадцати до шестидесяти, самозабвенно пляшущих под грохот старенького бум-бокса. Грива невольно залюбовался: какая пластика, какие формы… А попки, похоже, тут у всех изумительные…