Если коротко, то в Кроусмарше, духовенство во многом отходила от дел мирских, отдавая их на откуп правителю. Согласившихся на это священников было мало, пока только шесть священников, десяток монахов, десяток служек, два штатных, так сказать, инквизитора, которые набрали себе еще восемь человек из ушлых проныр, вот пожалуй и все духовенство нового типа, на которое он делал упор. Но это количество должно было возрасти, потому что некоторые из крестьянских детей так же тяготели к жизни, целью которой должно было стать служение Господу.
Были несколько человек и из числа сирот, которые хотели посвятить себя подобной доле, но пока они были лишены выбора, так как им предстояло в первую очередь стать воинами, но им не возбранялось заниматься учением более углубленно, мало того это еще и поощрялось. Верные воины, это хорошо, но куда важнее иметь священников, которые смогут оказать не меньшую поддержку в будущем, пусть и не на поле брани. Но пока им предстояло пройти путь воинов, а вот если даже после этого они пожелают связать свою жизнь со служением Господу, Андрей даже не попытается стать у них на пути, потому что после этого у него не будет более надежных союзников.
Гонец нашел их уже в Пограничном, куда они вернулись после Обрывистого. Развернув свиток, Андрей прочел послание маркграфа, в котором он сообщал об объявлении войны Франции и фактически призывал на службу своего вассала, с его дружиной, которому надлежало прибыть в Бону, не большой городок в Дуврском маркграфстве. Однако в послании указывалось на то, что так как половина дружины барона Кроусмарш в настоящее время несет службу на границе со степью, то ему не возбраняется вместо личного присутствия со своими воинами выслать казначею маркграфа пять сотен золотых, в качестве откупных от призыва на этот год. Однако в этот раз, вместо распоряжений своему казначею, Андрей тут же написал ответ и отправил гонца обратно. Эндрю оказался прав, война началась, ну что же практика его воинам вовсе не помешает.
Архиепископ Игнатий не без любопытства осмотрел кабинет своего старинного друга и соратника. Да-а, судя по всему архиепископ Баттер значительно перещеголял его в своем аскетизме. Мебель в кабинете была такой же простой и функциональной, как и у него, вот только несмотря на простоту, у Игнатия она была хоть и добротной, но не лишенной изящества, была сделана лучшими мастерами, да, без изысков и вычурных украшений, но своей простотой и мастерской работой, она все одно невольно задерживала на себе взгляд и заставляла подумать о том, что стоит она ни чуть не меньше самых вычурных образцов. Здесь мебель выглядела не просто простой, а таковой и являлась, грубая, тяжеловесная, как и характер самого хозяина.
Дверь в соседнюю комнату открылась и в кабинет вошел сам хозяин кабинета. Бросив суровый взгляд на посетителя, он на мгновение замер, а затем на его страшном, своей уродливой худобой лице проступила радостная улыбка. Правда описание этой улыбки детям на ночь, напрочь лишила бы их сна, что уж говорить, когда это лицо не было озарено радостью, не подготовленный человек решил бы, что восставший из могилы вурдалак обрадовался виду своей жертвы. Но Игнатий давно знал Баттера, а потому точно знал, что этот страшный оскал выражал именно неподдельную радость.
— Ну, здравствуй, брат Сэмюэль.
— И я рад тебя видеть, брат Баттер.
— И для чего нужен весь этот маскарад?
— А к чему афишировать наши с тобой частые встречи, в то время как все земли полыхают очищающими кострами, выжигающими еретическую скверну. — Пожав плечами, ответил он.
— И то верно. Ну и что ты мне расскажешь, я тут погряз в пограничных делах, голову некогда поднять.
— Как я и сказал, костры полыхают с невиданной силой, но волна поднятая нами и не думает убывать. Господи, простишь-ли мне мои прегрешения.
— Все что мы делаем, мы делаем воблаго паствы Его, — не менее горестно вздохнув, решил поддержать друга архиепископ Саутгемптонский.
— А может мы выбрали не тот путь?
— Возможно, да только если и есть иной, то он мне не ведом. Единственная альтернатива это смена существующего положения дел с духовенством, но ты знаешь, что он неприемлем.
— Да, знаю. Но Господь свидетель, каких мук мне стоит все то, что сейчас происходит.
— Не тебе одному, Игнатий. Так значит, брошенные нами семена дали всходы?
— И весьма обильные. Если ты не заметил, то многие крупные торговцы начали сворачивать свои торговые операции на территории вашего маркграфства.