– О, Боже… – простонала Катя и даже зажмурилась.
Эдик захохотал так, что чуть было руль из рук не выпустил.
– Тебе сейчас объяснить, что такое «раздолбай», или ты подождешь до «Китцингер-хофа»? – спросил Нартай.
– Как тебе удобнее, – вежливо ответил Джефф. – Но когда мы прилетели уже в Вашингтон, этот парень из разведки показал мне копию письма из Германии от моей тети. И очень долго меня расспрашивал о ней. Я сразу созвонился и с Чикаго, и с Хьюстоном, и с Атлантик-Сити – со всеми тремя моими тетями, – а они сказали, что никогда в Германии не были…
– Ладно, заткнись. – Нартай аккуратно обтер рукавом горлышко наполовину опорожненной бутылки «Аугустинера», протянул ее назад Джеффу и безапелляционно заявил: – Такого пива ты во всей своей Америке не найдешь. Держи!
К этому времени «фольксваген-пассат» проехал ровно половину дороги до «Китцингер-хофа».
В маленьком французском ресторанчике нас было четверо – глава киностудии, долговязый режиссер, Виктор и я.
– Что у вас там сейчас происходит в Москве? – спросил меня глава.
– Не знаю, – честно ответил я.
– Но хоть что-то стабилизировалось?!
– Понятия не имею.
– А как долго продлится такая неопределенность?
– Ну, откуда же мне знать?..
– Но вы все это время, с конца августа, были в Москве?
– Конечно.
– И так ничего и не поняли, что будет дальше?! – искренне удивился он.
– Я и не старался понять.
Глава и режиссер переглянулись и уставились на меня, как на слабоумного. Потом глава рассмеялся:
– Если бы я не читал ваши книги и не видел ваши фильмы, я подумал бы, что вы агент КГБ, которому запрещено касаться этой темы.
– Одно другому не мешает, – сказал я. – Во всяком случае, у нас. А у вас?
– Не знаю… – смутился глава студии. – Не думаю.
– Вот видите, и вы чего-то не знаете в своей стране… Но я вас успокою – даже если бы с вами сейчас за этим столом сидел настоящий и многоопытный агент КГБ, которому было бы разрешено отвечать на все ваши вопросы о сегодняшнем положении в России, вряд ли он смог бы ответить вам более толково, чем я. И, пожалуйста, Виктор, постарайся перевести ему это как можно точнее.
Глава киностудии выслушал Виктора и натянуто улыбнулся мне:
– Что-нибудь еще выпьете?
– Да, – сказал я. – «Пейсаховки». Это такая еврейская водка.
– Не думаю, что во французском ресторане есть еврейская водка. Может быть, что-нибудь другое? – глядя в сторону, сказал глава студии.
Несмотря на то, что я был изрядно пьян, я вдруг отчетливо увидел, как он пожалел о том, что вторично вызвал меня в Мюнхен. Но мне было уже на это абсолютно наплевать!
– Хорошо, – сказал я. – Пусть это будет любая водка. Но только – «доппель»! Уж очень мне нравятся ваши «доппели». Они такие симпатичные, маленькие…
По случаю неожиданного возникновения живого, реального Джеффри Келли, негласно считавшегося Наташей Китцингер и обширным семейством Зергельхуберов фигурой чисто мифической, вечером в «Китцингер-хофе» собралась большая компания.
С бутылкой виски и огромным, еще горячим, яблочным пирогом – апфельштруделем, с женой и двумя детьми приехал из Мюнхена Руди Китцингер…
С двумя метровыми копчеными угрями и полупудовым лососем собственного засола, с женой Сузи и младшей дочерью восемнадцатилетней Лори – сестрой Клауса, со своих озерно-рыбных плантаций, на старом, большом и мощном «мерседесе» прикатил пятидесятилетний Уве Зергельхубер…
Кряжистый, с иссеченными руками, изуродованными рыбацкой каторгой, дочерна загоревший герр Зергельхубер сгорал от обиды и любопытства. Уж очень ему хотелось понять, почему эта беременная иностраночка предпочла какого-то, наверняка, нищего американского лейтенанта его сыну. А следовательно, всему тому, чем сегодня владел сам Уве!.. В бескорыстную любовь Уве Зергельхубер, как человек практичный, не верил даже на один пфенниг.
Когда уже все сидели за садовым столом под огромным ореховым деревом, приехал и сам Клаус. Приехал в форме, на желто-зеленом полицейском «БМВ».
Поставил машину недалеко от стола, водительскую дверцу оставил распахнутой и включил радиостанцию на постоянный прием.
Фрау Зергельхубер, воспитанная в домашних традициях здоровой экономии, перехватила недовольный взгляд своего мужа, брошенный на полицейскую машину сына с потрескивающей рацией, и укоризненно сказала:
– Клаус! Ты расходуешь аккумуляторную батарею. Ты сам говорил, что при неработающем моторе…