— Я не император! — усмехнулся герцог. — Но, поверьте, я не боюсь ни Резонвиля, ни кого бы то ни было другого!
Они замолчали — больше не о чем было говорить. Вскоре карета подъехала к особняку на Елисейских полях, герцог проводил Антонию в вестибюль и поднес ее руку к своим губам.
— Как вы понимаете, я должен еще сделать некоторые приготовления, — сказал он. — Спи спокойно, Антония. Надеюсь, что утром, когда мы сядем завтракать, все неприятности уже позабудутся.
Ей захотелось прильнуть к нему, обнять, удержать его — она вдруг поняла, что должна задержать его, не позволить уйти. Но он уже повернулся, вышел из дома, входная дверь закрылась за ним, и вот она слышит, как стучат колеса отъезжающей кареты.
Антония в нерешительности осталась стоять в пустом вестибюле, пока ее внимание не привлек лакей, который открыл им с герцогом дверь и теперь с почтением ожидал ее распоряжений.
Антония собралась с мыслями.
— Отыщите Тура, пожалуйста. Пусть он немедленно спустится в гостиную, — приказала она.
— Будет исполнено, мадам, — ответил лакей и поспешил вверх по лестнице, чтобы найти камердинера герцога.
Антония прошла в гостиную.
В небольшой роще царил полный мрак, несмотря на слабый предрассветный блеск в восточной части неба.
Тур вел Антонию сквозь густые кусты, между невысоких деревьев, и она старалась держаться почти вплотную к нему, опасаясь потерять его во мраке, который казался еще темнее из-за того, что в этот ранний час неяркие звезды прямо над головой постепенно меркли на светлеющем небосклоне.
После того как герцог ушел из дома, Антония долго и настойчиво уговаривала Тура отвести ее в Булонский лес, но, только когда она пригрозила, что поедет одна, он наконец согласился сопровождать ее.
— Всю вину я возьму на себя, Тур. Вы не хуже меня знаете, что должны выполнять мои распоряжения. Мы поедем туда, чтобы наблюдать за дуэлью и в случае непредвиденных осложнений немедленно помочь герцогу.
Слуга, склонив голову, стоял перед ней с несчастным видом, и тогда Антония сказала:
— Если его светлость не пострадает, мы незаметно уйдем с места дуэли и успеем вернуться домой задолго до него.
Она знала, что на самом деле сделать это будет весьма сложно, но пока она лишь хотела добиться согласия Тура проводить ее в Булонский лес. Когда ей это удалось, она вздохнула с облегчением.
Понимая, что поступает против воли герцога, Тур не переставал причитать, повторяя:
— Что скажет, что скажет его светлость, он будет сердиться, очень будет сердиться…
Тур был камердинером герцога уже много лет и всегда сопровождал его в заграничных поездках.
В Англии, кроме него, герцогу прислуживали еще два молодых лакея, но Тур был незаменим в Париже — он знал французский и мог выполнить любые поручения.
Поскольку Антония хотела кое-что узнать о герцоге, она настояла на том, чтобы Тур сел с ней в карету, в которой они отправлялись на место поединка.
Она понимала, что слуга будет смущаться, когда она станет расспрашивать его о вещах, довольно необычных, поэтому дружелюбно улыбнулась ему. Тур сидел напротив нее на маленькой скамейке, напряженно выпрямившись и крепко сжав в руках свою шляпу.
— Расскажите мне о графе Резонвиле, — прервала Антония его стенания. — Он хороший стрелок?
— У него репутация дуэлянта, ваша светлость, — ответил Тур неохотно.
— И все это из-за графини? — спросила Антония, но сразу поняла, насколько вопрос был неуместным — все и так было ясно. — Герцогу он когда-нибудь угрожал прежде?
— Были небольшие неприятности года два назад, ваша светлость, — вперив взгляд в пол кареты, произнес Тур.
— Какого рода неприятности? — интересовалась Антония.
Тур беспокойно заерзал на сиденье, лихорадочно пытаясь найти подходящий ответ.
— Можете не отвечать, — поспешно сказала Антония. — И все же тогда граф не вызвал герцога на дуэль…
— Он собирался сделать это, но тогда его светлость состоял советником британского посла, поэтому, наверное, месье граф счел, что совершит опрометчивый шаг, вызвав герцога на дуэль. Такое поведение может стать причиной международного скандала.
— Понимаю, — согласно кивнула Антония.
Но на этот раз герцог не находился под защитой британской короны, и граф мог осуществить свою месть, которая зрела и крепла в нем в течение двух лет.
Неожиданно Антония почувствовала, как на смену тревоге приходит безумный страх.