Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
57 
— Мне они оба нравятся: и лорд Харткорт, и его кузен, — ответила она. — По крайней мере, мы все говорим на одном языке.
Ответ прозвучал грубо, но барона, казалось, он нисколько не задел.
— Замечательно, — заключил он. — Вы должны дружить с приятными молодыми людьми. Именно этого ваша тетушка и хочет от вас, а особенно ей нравится лорд Харткорт.
— Мне надо переодеться, — поспешно проговорила Гардения, — иначе я опоздаю в театр. Я с нетерпением жду, когда мы туда поедем.
— Ах да, в театр, — пробормотал барон, как будто только что вспомнил об этом. — Я собираюсь привести своего знакомого. Полагаю, вы виделись с ним вчера — месье Пьер Гозлен.
— О нет! — не сдержалась Гардения.
Барон удивленно вздернул брови.
— Он вам не нравится? Ваша тетушка тоже так к нему относится. Он не очень располагает к себе, но он умен, исключительно умен. Нельзя, чтобы человек одновременно был и красив, и умен. Когда вы станете старше, вы поймете. Но ведь месье Гозлен желает говорить не с вами, а с вашей тетушкой. Вы можете разговаривать со мной. Вам это будет приятно, а?
— Очень приятно, — процедила сквозь зубы Гардения.
Барон издал каркающий звук, который следовало принять за смех, ухватил ее своими толстыми пальцами за подбородок и развернул к себе.
— Очень приятно, — повторил он, и не успела Гардения понять, что происходит, как он наклонился и впился в ее губы. Она отпрянула от него и, вырвавшись, побежала по лестнице, с отвращением вытирая губы тыльной стороной ладони.
Всю дорогу ее преследовал смех барона, каркающий хриплый смех, заставивший ее так возненавидеть его. Еще никто и никогда не вызывал у нее такого отвращения!
Глава девятая
Весь этот вечер Гардения провела в своей комнате. Она чувствовала, что не в состоянии встретиться лицом к лицу с бароном. Ощущение его поцелуя огнем жгло ее губы, и хотя она брезгливо оттирала их, чувство отвращения и унижения не покидало ее.
— Я ненавижу его! — бушевала она, нервно расхаживая по комнате из угла в угол, в то же время беспомощно понимая, что ничего не может поделать. Не идти же ей жаловаться тете Лили? А больше ей не к кому было обратиться.
Никогда еще за всю свою жизнь она не чувствовала себя столь одинокой. Со слезами на глазах она подумала о том, что женщины полностью находятся во власти мужчин.
Суфражистки, с их истерическими воплями в защиту равноправия, превратились во всеобщее посмешище, но во многом они были правы. Несмотря на все разговоры о женском влиянии и о том, что женщины являются источником вдохновения для мужчин, они все равно фактически оставались просто-напросто имуществом, которое могло передаваться из рук в руки, людьми второго сорта, без всяких прав и привилегий, если только последние не были дарованы им благодаря благожелательности их отцов или мужей.
За полчаса до обеда Гардения послала записку тете, где сообщала, что у нее сильно разболелась голова. Затем она легла в постель, подумав, что фактически сказала правду, за исключением того, что одновременно с головной болью она испытывала боль сердечную.
Неожиданно она почувствовала глубокое отвращение не только к барону, но и ко всем остальным, кого она встречала в доме своей тети: льстивым, речистым французам, пьяным и шумным женщинам, зловещему Пьеру Гозлену, похожему на жабу, и, наконец, к гортанному голосу и тупой грубости барона.
С чувством облегчения она переключилась на мысли о лорде Харткорте. Его самообладание, чувство собственного достоинства, а главное, его сдержанность вызывали у нее невольную гордость за то, что он ее соотечественник. Ее мысли снова вернулись к тому удивительному моменту, когда его пальцы коснулись ее руки, и она испытала странное и волшебное чувство. Может быть, подумала она, в тот раз на приеме, когда они стояли на балконе и ей показалось, что он был так груб, она просто не поняла его? Ей хотелось как-то оправдать его поведение, ей хотелось опереться на него, как на единственную сильную и цельную личность среди толпы чужих и неприятных людей, с которыми она общалась со времени своего приезда в Париж.
Что же было не так? Почему этот дом так отличался от того, что она себе представляла? Почему ее тетя поощряла ухаживания такого человека, как барон? Что вынуждало ее терпеть такого типа, как Пьер Гозлен? Все это было слишком непонятно для нее. Гардения чувствовала себя несчастной и потерянной и, как ребенок, нашла утешение в слезах, вспоминая свою матушку.
57 
