59 
— Наверное, это означает, что вы теперь можете покупать иностранные сыры, лучший херес, перины... веджвудский фарфор...
У него дернулись губы.
— Все это так, разумеется. Но, кроме того, это означает, что в конце концов у меня появилось нечто, что я могу теперь предложить... жене.
— Несомненно, для вас это имеет большое значение, — пробормотала она, не понимая, какое это имеет отношение к ней.
— Умоляю вас, сударыня! — воскликнул Чарльз. — Разве вы не понимаете, что я прошу вашей руки?
Давина остолбенела. Он умоляет ее! Ту, которую бросил его брат, он умоляет! Он это делает из жалости, ведь его сердце все равно отдано Эсме!
— Я не могу принять ваше предложение, — ледяным тоном ответила она и, отвернувшись, стала смотреть на темнеющую воду озера.
Наступившая тишина продолжалась так долго, что Давине показалось, будто Чарльз тихо покинул террасу. Она повернула голову и увидела, что он стоит на том же месте, низко опустив голову.
— Сударыня, — вымолвил он, и Давина с удивлением услышала дрожь в его голосе. — Я понимаю... вам нужно время, чтобы... забыть моего брата.
С уст Давины сорвался быстрый ответ:
— Пожалуй, столько же, сколько понадобится вам, чтобы... забыть цыганку!
Чарльз поднял голову.
— Эсме? Вы считаете, что я был влюблен в Эсме? Она удивительное создание, и брат ее совершенно не достоин, но... мое сердце никогда не принадлежало ей.
У Давины защемило в груди.
— Н-не принадлежало?
— Нет, в ту самую секунду, когда я впервые увидел вас, мое сердце было отдано вам. К сожалению, судьба распорядилась так, что, прежде чем я успел раскрыться перед вами, вы уже были обручены с Говардом. О, как я хотел вырвать ваш образ из своей души, но... это было невозможно. Как же меня терзала мысль о том, что вы любите его и... презираете меня.
Щеки Давины покрылись румянцем. От неожиданно услышанного она встала и, дрожа всем телом от ожившей надежды, попыталась что-то ответить.
— Но вам неизвестно, как... — начала она.
— О сударыня, — горестно прервал ее Чарльз, — неужели вы думаете, что мне не понять, как глубока может быть рана, нанесенная стрелой Амура? Позвольте мне всего лишь надеяться и ждать, пока время не залечит эту рану!
Давина с ужасом смотрела на его искаженное мукой лицо. Могут ли его слова быть правдой?
— Во время пожара, — прошептала она, — когда я упала с веревки... это вы меня поймали?
- Да.
Она задрожала, вспомнив слова, которые вырвались тогда из уст ее спасителя.
«Слава Богу, слава Богу, милая. Все позади».
Чарльз попытался унять дрожь в голосе и задал ответный вопрос:
— Брошь... которую я взял у вас на террасе... когда вы в таком смятенном состоянии вернулись из леса... вы сами приняли ее из рук Джеда?
Давина вскричала:
— О нет, нет! Он силой заставил меня... он сам хотел ее приколоть... Мне пришлось спасаться от него бегством.
Послышался быстрый вдох.
— Он... прикасался к вам?
Давина закрыла лицо ладонями.
— Да, — призналась она дрожащим голосом.
Чарльз сжал кулаки.
— Клянусь богом, ему повезло, что он умер и я не могу до него добраться.
Давина, затаив дыхание, смотрела в его пылающие глаза.
Напряжение и гнев, вызванные дерзостью Джеда, оставили его, как только он встретился взглядом с Давиной, но то, что он прочитал в нем, было истолковано неверно.
— Как вы страдали! — содрогаясь от нахлынувшей жалости, сказал он. — Я всем сердцем надеюсь, что со временем образ Джеда Баркера, да и моего милого, но бесчестного брата, Говарда, сотрется из вашей памяти.
При слове «бесчестного» Давина, которая и так была на грани обморока от такого поворота событий, расплакалась.
— Он сказал... он сказал... что вы не пропускали ни одной женщины и... спустили на них все фамильное состояние!
— Говард такое сказал?
Давина кивнула. И только сейчас Чарльз все понял. Глядя на залитое слезами лицо, устремленное к нему, он протянул руку и неуверенно, но нежно откинул с ее лба золотой локон.
— Он... сказал это вам... когда добивался вашего расположения? — тихо спросил он.
— Д-да, — прошептала Давина.
— О, девочка моя, разве вы не поняли, что он хотел очернить меня в ваших глазах, чтобы привлечь к себе? В моих мечтах всегда было желание обрести счастье только с одной женщиной, с вами!
Поняв, что Чарльз действительно любит ее, Давина воскликнула:
— А я, милорд... мечтала только о вас! Но как после обручения с Говардом я могла признаться в своих чувствах?
Лорд Дэлвертон тут же опустился на одно колено.
— Докажите, что вы мечтали обо мне, дорогая! Примите мою руку и обещайте, что будете моей всегда. Выйдете ли вы за меня замуж, единственная моя?
От прикосновения его руки Давина лишилась чувств. Она бы упала, но одним быстрым движением он вскочил на ноги, обхватил ее талию и прижал к себе.
Она бы наверняка умерла в его объятиях, умерла бы от ощущения его сильных рук и нахлынувшего счастья, но почувствовала на своей щеке его горячий шепот:
— Ответьте мне, возлюбленная моя, ответьте!
— Д-да, милорд. Да!
Застонав от блаженства, он наклонился и поцеловал ее. И поцелуй этот был слаще того, что она когда-либо представляла себе в мечтах. Это был поцелуй, который связал их воедино, который стал символом их вечной преданности друг другу.
Вряд ли бы у нее сейчас нашлись слова, которыми можно было бы передать ту радость, которая волной прокатилась по ее телу.
Она вдруг перенеслась в совершенно новый для нее мир наслаждения и счастья, а все страдания последних дней остались где-то так далеко позади, что и разглядеть их было уже невозможно.
Давина изо всех сил прижалась к груди Чарльза, и ей казалось, что отныне у них одно на двоих гулко бьющееся сердце, которое преодолело все испытания и обрело любовь, которая останется с ними до скончания дней.
59 
