— О, Кэрли, моя дорогая! — Он улыбнулся и дал понять, что разговор закончен, но Кэрли заметила, какими враждебными взглядами обменялись ее дядя и дон. — А я-то гадал, где ты.
Подойдя к дяде, она приняла предложенную им руку:
— Простите, дядя Флетчер. Боюсь, я не привыкла так поздно засиживаться да еще и не совсем отдохнула после путешествия.
Кэрли старалась не смотреть на испанца, на его серебряные украшения, поблескивающие в свете костра, на длинные стройные ноги, узкие бедра и невероятно широкие плечи.
— Понимаю, дорогая. Пять месяцев на клипере, обогнувшем мыс Горн… О, я слишком хорошо помню тяготы этого путешествия!
Остин разменял шестой десяток, но, хотя волосы его уже тронула седина, он все еще выглядел молодцом — крепким, подтянутым, надежным, как земля, на которой он стоял, и величественным, как высокие дубы, давшие название его ранчо.
— Думаю, нам следовало немного отложить праздник, но мне хотелось поскорее познакомить тебя с моими друзьями.
Кэрли улыбнулась, полностью разделяя желание дяди:
— Со мной все в порядке. Просто мне нужно отдохнуть. — Она умолкла, ожидая, что дядя представит ее высокому красивому дону.
Флетчер, помедлив, проговорил:
— Извини, дорогая. Я совсем забыл, что ты не знакома с нашим гостем. Дон Рамон де ла Герра, разрешите представить вам мою племянницу Кэрли Мак-Коннелл.
— Кэрли, — поправила она дядю, протягивая руку в белой перчатке.
Флетчер нахмурился, а дон одарил девушку ослепительной улыбкой. Смуглая кожа оттеняла белизну его зубов. В этой улыбке было столько мужского обаяния, что девушка затрепетала.
— Весьма польщен, сеньорита Мак-Коннелл.
Он поднес к губам ее руку, но его темные глаза неотрывно смотрели на ее лицо. Теплая волна прокатилась по руке девушки. Кэрли с трудом овладела голосом.
— El gusto es mio, сеньор де ла Герра. Мне очень приятно, — сказала она. Кэрли изучала испанский последние четыре года. После смерти матери ее брат Флетчер стал опекуном Кэрли. Он определил племянницу в нью-йоркскую школу миссис Стюарт для молодых леди. Кэрли молила Бога, чтобы дядя забрал ее оттуда и увез к себе на Запад. Это случилось в день ее восемнадцатилетия.
Услышав правильное произношение, дон изогнул тонкие черные брови:
— Я восхищен, сеньорита. Наbla Usted espanol[1]?
— Muy poquito[2], сеньор. Хуже, чем хотелось бы. — Внезапно лицо ее выразило недоумение. — Не понимаю, почему ваше произношение так отличается от моего.
Дон улыбнулся:
— Потому что я родился в Испании. — Ей показалось, что он стал чуть выше ростом. — У меня легкий кастильский акцент. Хотя я вырос в Верхней Калифорнии, но учился в Испании, в Мадридском университете.
— Понятно.
Кэрли надеялась, что он не знает о ее жизни в Пенсильвании, о жалкой лачуге в шахтерском поселке, о детстве, проведенном в угольной пыли и бедности, об отце, работавшем по четырнадцать часов в день, пока взрыв метана не убил его, о матери, драившей полы, чтобы не умереть с голоду.
Решив, что дон и не догадывается об этом, она заговорила светским тоном, усвоенным в школе миссис Стюарт:
— Европа! Какая волнующая тема! Надеюсь, когда-нибудь мы обсудим ее.
Что-то мелькнуло в темных глазах дона — интерес или разочарование?
— С большим удовольствием, сеньорита.
Дядя кашлянул:
— Господа, к сожалению, нам придется покинуть вас. — Он сжал руку Кэрли. — Мне необходимо потолковать с племянницей и представить ее другим гостям.
— Конечно. — Светловолосый Винсент Баннистер ласково улыбнулся девушке. — Надеюсь, мисс Мак-Коннелл оставит для меня танец?
— Разумеется, — ответил Флетчер.
Кэрли кивнула, не отводя взгляда от глубоких карих глаз дона, устремленных на нее.
— Hasta luego[3], сеньорита. — Он слегка поклонился и снова одарил девушку своей неотразимой улыбкой. — До встречи.
Помрачнев, Флетчер сильнее сжал руку Кэрли:
— Господа…
Флетчер молча направился с Кэрли к великолепному кирпичному дому с массивными дубовыми дверями и провел по коридору в свой кабинет.
Девушку испугало суровое выражение его лица, и она прикусила, нижнюю губу, гадая, чем рассердила его.
— Что случилось, дядя Флетчер? Надеюсь, я не совершила никакой ошибки?
— Почти нет, дорогая.
Он жестом предложил ей сесть в одно из резных деревянных кресел перед большим дубовым столом, потемневшим от времени. Расположившись в черном кожаном кресле с бронзовыми украшениями, Флетчер подался вперед, раскрыл хрустальную шкатулку и достал оттуда длинную черную сигару.