Последние отзывы

  44  

— Купу здровья. Он меня за эту холерну визу — натуральне затрахтал!

— Затрахал, а не «затрахтал», — поправил ее Мартов и ни на секунду даже не почувствовал укола ревности. — Ну, так прекрасно. Ты же сама безумно любишь эту работу.

— Так, так! — От злости Элька мешала русский с польским. — Але, в тый праце я хцалам бы иметь в руках добрый инструмент! А инструмента, вогуле, не было! Так — пусты ренки... Я говорю — в руки взять не было что. Ниц не може, а лезет, лезет... Цо я тылько не робила, матка Боска?!!

— Кушать будешь? — прервал ее Мартов боясь, что она сейчас в подробностях начнет рассказывать — чего она только не делала, чтобы вдохнуть жизнь в «инструмент» этого немца, от которого так зависела ее дальнейшая жизнь: виза, деньги, будущий философский факультет, придуманный ею собственный домик в получасе езды от Варшавского университета...

— Обязательно! Только я немножко постираю и сама помоюсь. А ты пока приготовь что-нибудь...

И Элька затеяла генеральную стирку издавна накопившихся грязных рубашек, пижам, маек, трусиков и носков Сергея Александровича. В разных ритмах шумела и постукивала в ванной стиральная машина, хлестала струя душа, и сквозь все эти звуки, можно было услышать, как Элька даже что-то напевает там, за дверью...

Потом ужинали. Элька в халате Сергея Александровича сидела на тахте, поджав под себя ноги, и с аппетитом уплетала венские сосиски с небольшими свежими огурчиками из турецкого магазина.

— У тебя деньги есть? — спросила Элька.

— Да. Сколько тебе?

— Мне ничего. Поедем куда-нибудь хоть на неделю...

И Элька тоскливо посмотрела в черный отражающий квадрат окна, где все-таки можно было разглядеть крупные хлопья падающего мокрого снега.

— А куда?

— Не знаю... Туда, где сейчас тепло и лето, — тихо сказала Элька и заплакала.

Мартов пересел поближе, обнял Эльку, прижал ее голову к своей груди, стал целовать в макушку, успокаивал, ласково шептал что-то бессвязное.

А сам ловил себя на том, что в эти щемящие секунды, при всем его понимании Элькиной женской униженности, он постыдно и потребительски думает совсем не о ней, а о том, что ее последние слова «...где сейчас тепло и лето...» наконец-то подсказали ему, с чего нужно начинать следующий эпизод!..

«Когда б вы знали, из какого сора...»

* * *

... Никакая, даже самая крупномасштабная карта Стенли Уоррена не смогла бы передать истинное очарование этого островного субтропического рая!..

Дом лоцмана Анри Лорана стоял в глубине небольшого и очень густого сада. С задней стороны дома, выходящей в бамбуковые заросли, от ската крыши шел длинный стационарный навес, под которым был установлен стол для пинг-понга. Отсюда же, сделав всего несколько шагов, можно было плюхнуться в бело-голубой двенадцатиметровый бассейн с проточной, изумительно прозрачной пресной водой.

В спасительной тени навеса, вокруг стола для пинг-понга, с маленькими ракетками в руках не очень ловко, но увлеченно скакали два пожилых человека — худощавый, поджарый лоцман Анри Лоран и толстый бывший адвокат доктор Мартин Краузе.

Доктор Краузе не сумел принять сильную подачу Лорана, и белый целлулоидный мячик молнией влетел в густые заросли русселии юнцейн — сказочно красивых ярко-красных цветов на длинных висящих стеблях.

Кряхтя и охая, доктор Краузе полез в кусты искать мячик. Когда же он на четвереньках выполз оттуда и с трудом поднялся на ноги, то бросил мячик на стол и, задыхаясь, сказал:

— Слушайте, Анри... Вы меня в гроб вгоните!.. Вы можете не лупить так сильно? Мне же все время приходится искать этот чертов мячик... А когда я наклоняюсь — у меня кружится голова...

— Я хочу привести вас в нормальную человеческую форму, Мартин, — сказал Лоран. — Вы обязаны сбросить минимум десять фунтов!

— Я никому ничего не обязан! — тоненьким голосом закричал доктор Краузе. — Поэтому я здесь и поселился. И я ничего не хочу сбрасывать!..

Лоран ввел мячик в игру щадящим несильным ударом и сказал:

— Мартин! Я продлеваю вам жизнь...

Доктор Краузе изловчился и отбил вторую подачу Лорана.

— Вы мне ее укорачиваете!..

— Я?! Ну, погодите... — возмутился Лоран. — Вот на Рождество прилетит из Парижа Николь...

Не прекращая скакать с ракеткой вокруг стола, Краузе ужаснулся:

— Кошмар! Я небогатый человек, но готов выслать ей в Париж необходимую сумму, чтобы она провела свои каникулы где-нибудь на Гавайях... Лишь бы не прилетала сюда! Я не могу больше принимать участие в ее катаниях на горных велосипедах, дурацких заплывах и в этом идиотском пинг-понге!..

  44