– Но никто из них не стал бы после этого красть у меня деньги.
– Я не крала! – запротестовала Элина. – Их взял Алекс. Я пыталась его остановить, правда, пыталась!
– Из-за этого он ударил вас, дорогая? – осведомился Рене, решив выяснить вопрос до конца. – Или же ваш брат и прежде занимался рукоприкладством?
– Алекс был не в себе, – ответила Элина со вздохом. – Раньше он никогда этого не делал.
– Раньше чего? – настойчиво продолжал Рене. И, не дожидаясь ответа, обратился к судье: – Скажите, Хуан, многих ли вы знаете порядочных мужчин, которые бьют своих сестер, особенно после того, как те только что спасли их шкуру?
Хуан ничего не сказал, молча с состраданием глядя на Элину. Она полуобернулась к Рене.
– Оставьте Александра в покое! Разве не достаточно того, что вы его убили? Наши отношения в прошлом вас совершенно не касаются.
Глаза Рене вспыхнули, когда он увидел, что Хуан ждет опровержения ее слов.
– Меня все касается, в особенности, когда вы заявляете, что вы оба дети Филиппа! – изрек Рене с все возрастающим гневом, заметив, что Хуан все больше и больше сочувствует Элине.
Слова Рене возымели именно тот эффект, на который он и рассчитывал.
Хуан был известен своим самообладанием в зале суда, но при вспышке Рене даже у него отвисла челюсть.
– Что? – только и сказал он, тогда как Элина побагровела. Повернувшись лицом к Рене, она наклонилась вперед, в ярости сжимая ручки кресла.
– Вы говорили, что я смогу сама изложить это дело! Обещали не вмешиваться, пока в этом не будет необходимости. Но, как обычно, солгали. Вы убийца и лжец, и все это расследование – чистый фарс, не так ли?
– Объясните, что происходит! – потребовал Хуан.
Но Рене, пропустив его слова мимо ушей, напустился на Элину:
– Вы очень хорошо рассказываете сказки! Как можно здраво судить о них, когда ваши соблазнительные глазки полны мольбы? Дальше рассказывать буду я! А вы можете вмешиваться, если я что-нибудь упущу.
– Нет! – возразил Хуан. – Я хочу выслушать мадемуазель. Ведь для этого вы меня сюда привезли, и я хочу услышать эту историю из ее уст, а не из ваших.
Мгновение Рене гневно смотрел на обоих. Затем, взяв себя в руки, бросил:
– Что же, дело ваше.
Хуан повернулся к Элине с выражением неизменной доброты на лице и взял ее дрожащие руки в свои.
– Как понимать то, что вы дочь Филиппа, а Рене – убийца?
– Моим отцом был Филипп Ванье. – Элина откинулась в кресле и высвободила руки из рук Хуана. – Когда мама умерла, мы с братом приехали сюда, чтобы отыскать его. Папа не вернулся из последней поездки в назначенное время, и мы о нем беспокоились. Мы остались одни. Мы в нем нуждались. Поэтому мы приехали сюда. Я и вообразить не могла… – Она внезапно замолкла.
– Вы хотите сказать, что ваша мать была… э-э… любовницей Филиппа? – спросил Хуан, тщетно пытаясь облечь свой вопрос в деликатную форму.
– Нет! – сорвалась на крик Элина. И уже более спокойно повторила: – Нет. Они были женаты.
– У вас есть доказательства этого? – спросил Хуан с выражением недоверия на лице.
– Я… я… у меня…
Смех Рене заставил Элину покраснеть.
– Элина хочет сказать, что у нее была копия брачного свидетельства ее родителей, но она таинственно исчезла, когда Уоллес был убит.
– Ее украли! – заявила Элина, метнув на Рене уничтожающий взгляд.
Хуан, прищурившись, взглянул на Рене. Тот объяснил:
– Элина считает, что я убил ее предполагаемого брата, а затем украл бумаги, чтобы защитить права Джулии и Франсуа на наследство и самому получить долю. Судите сами, насколько правдоподобна ее история.
Уловив сарказм в голосе Рене, Хуан уставился в пол. Затем взглянул на Рене, удивленно приподняв брови, словно хотел сказать: «Бедная, заблудшая девочка». Рене знал, что Хуан никогда не поверит, что его друг способен на такие поступки. В этом не было необходимости. Рене мог обеспечить себя и сестру на многие годы вперед. Что касается Франсуа… Ну что ж, Рене вовсе не собирался совершать преступление, чтобы помочь своему безответственному племяннику.
Рене на мгновение замер. С горечью в голосе Элина тихо сказала:
– Я знаю, во все это трудно поверить. Когда месье Бонанж впервые сказал мне, что папа… что у папы была другая жена, я тоже ему не поверила. Папа был Добрым, во всяком случае, я так думала. – Она тяжело вздохнула. – Но я ошибалась. Так или иначе, он ухитрился дурачить нас всех, разыгрывая этот фарс в течение последних двадцати трех лет, не вызывая при этом никаких подозрений.