62 
— Капитан Боггз известен своей честностью. Говорят, он лучший из тех, кто занимается этим делом.
— А дело это — перевозка преступников, — Рейн откинулся на спинку кресла. — Господи, Дом, я не могу думать о том, что она — одна из них.
Доминик отставил свой бокал и встал.
— Черт побери, тебе пора это прекратить. Она же пыталась тебя убить! И ей это почти удалось. Мы же оба знаем, что это была не первая попытка. Ты мне сам говорил, что вы поссорились из-за ее отца. Ты же сам видел, как она нажала на курок!
Рейн тоже встал.
— Дело еще вот в чем. В те редкие ночи, когда мне удается уснуть, я вижу во сне то, что произошло в моем кабинете, но в моем сне все не так. Я вхожу в комнату, Джоселин поворачивается и поднимает руку — но в моем сне сначала доносится выстрел и только потом она кричит мое имя. После того, как в меня попадает пуля, а не до этого момента. И, прежде чем упасть, я вижу ужас в ее глазах. Я вижу, как ей больно видеть то, что случилось со мной. Почему она так смотрит, если сама же меня и застрелила? Почему она выкрикнула мое имя?
— Но это только сон, Рейн.
Он провел рукой по волосам, потом друзья снова сели.
— Она сказала тебе, что невиновна.
— А чего еще можно было от нее ожидать?
Мгновение Рейн обдумывал это.
— Черт, я же видел, как она нажала на курок! Как же это можно объяснить?
— Дело в том, что она виновна. Тебе придется это понять и признать, и жить дальше.
Рейн откинулся в кресле.
— Господи, как же я ее ненавижу. Так же, как когда-то любил, так же я теперь и ненавижу ее за то, что она сделала.
— Это пройдет, Рейн. Ненависть и желание отомстить были первопричиной всех этих несчастий.
Рейн кивнул, немного склонив голову.
— Я знаю, что ты прав, но…
— Сказать легче, чем сделать. Это я понимаю. Думаю, на твоем месте я бы чувствовал себя так же, — Доминик допил бренди и отставил бокал. — Мне пора. День уже клонится к закату, а я обещал Кэтрин, что вернусь из Сити как можно быстрее.
Рейн заставил себя улыбнуться.
— Как я уже говорил, я благодарен за то, что ты заехал ко мне.
— Ты выдержишь, Рейн. Время все вылечит. Так всегда бывает.
Рейн вздохнул.
— Думаю, ты прав. Немного выпивки, партия в карты с друзьями и здоровая девчонка — может быть, это мне и нужно.
Доминик улыбнулся.
— Может быть.
— У леди Таунсенд завтра небольшой вечер. Александра просит меня сводить ее туда. Думаю, я мог бы нанести визит.
— Прекрасная мысль, — по пути к двери Доминик похлопал Рейна по спине. — Ты выдержишь. Только дай себе этот шанс.
Рейн кивнул.
— Передавай привет Кэтрин.
Доминик пожал Рейну руку и направился к двери. Виконт посмотрел вслед его высокой фигуре, вспоминая слова друга и пытаясь побороть ужасную дрожь внутри, болезненные сомнения и невыносимую боль.
Что он чувствует: ненависть — или любовь? Как две столь противоположные эмоции могут так тесно переплестись? Любовь, ненависть, гнев, нежность, страсть. Что же он чувствует по отношению к Джо?
Он задумался о том, где же она теперь и что ей приходится переносить. Он задумался о том, вспоминает ли она его, сожалеет ли о том, что сделала.
Думал он и о том, испытывает ли Джоселин какие-то чувства, похожие на те болезненные, мучительные ощущения, которые она вызывала в нем.
Через две недели налетел первый шторм. Несколько часов спустя пол трюма стал скользким от рвоты, параши были наполнены до краев, а матросы на палубе были слишком заняты парусами и борьбой с накатывающей волной, чтобы выносить их.
Джоселин несколько раз вырвало, но потом ей удалось успокоить свой желудок. По совету других, она оторвала полоску ткани от подола рубашки и обвязала ею рот и нос, чтобы легче было дышать.
На четвертый день этих мучений некоторые женщины так ослабели, что уже не могли слезть с коек, и Джоселин вместе с другими стала заботиться о них. С тех пор, как начался шторм, их только один раз выпускали на палубу. Волнение на море было таким сильным, что моряки опасались, как бы какая-нибудь шальная волна не смыла кого-нибудь из осужденных за борт.
Так как разжигать огонь в камбузе было слишком опасно, их рацион, состоявший прежде из ломтя соленой свинины и печенья на ужин да миски овсяной каши с кукурузной мукой и черной патокой на завтрак, свелся теперь к сухарям два раза в день и куску твердой сушеной говядины на ужин.
Дополнительный рацион, полагавшийся Джоселин, раньше доставлялся ей мистером Миксом во время вечерних прогулок, а теперь его просто клали ей на тарелку. При виде завистливых взглядов Джоселин уступила укорам совести и поделилась едой с самыми слабыми. В большинстве случаев в этом не было проку — еда не задерживалась в их желудках. На койках валялись стонущие истощенные тела, и, пока погода не прояснилась, казалось, что этому не будет конца.
62 
