Глава двадцать восьмая, заключительная

Ноябрь в Херсоне – прохладное время. Свинцовые мутные волны, поблекшая листва, в домах побогаче по ночам в спальне – непременно жаровня с углями или нагретые камни, которые рабы хозяина раскаляют снаружи, а потом растаскивают по комнатам. Еще – кувшины молодого неразбавленного вина на каждой трапезе.

Во вторую неделю ноября Агилмунд, Ахвизра и еще три десятка гревтунгов, тех, что не отбыли десять дней назад вместе с Одохаром, отправлялись в дорогу. Домой. Алексей – оставался. Перспектива зимовать в готском бурге его не радовала. Тем более там была его законная малолетняя жена Рагнасвинта, сестра Агилмунда, Сигисбарна и Книвы, очень важная нить, связывающая его родственными узами со славными гревтунгами… но Коршунов представлял, как будет жить одновременно и с ней, и с Настей. Что делать, не мусульманское у него воспитание. Даже не языческое. Да и что таить: после Анастасии белобрысая свинка-Рагнасвинта – все равно что гамбургер под кока-колу после настоящих домашних сибирских – под водочку. Ну не катит!

Впрочем, подарки, которые он заслал меркантильной женушке, должны скрасить ей отсутствие мужа. Это даже Агилмунд подтвердил. Мол, никаких проблем с родней быть не должно. Главное: добро добытое домой отправлено. А то, что большой вождь Аласейа остается в Херсоне готовить новый большой поход, это нормально. И Книва с ним остается, то есть не одинок Аласейа, есть рядом родич, если что.

– Ты, главное, меча не забывай, – в который раз напомнил Коршунову его лучший дружинник. – Красный тебя поучит. Да и молодой – тоже хорош.

«Молодой» – сын Крикши Тарвар. Парень ненамного младше Красного, но для Агилмунда – «молодой». Что, впрочем, скорее титул, чем уничижительное определение. Типа – наследник.

Прощались они у ворот Коршуновской усадьбы, приобретенной Алексеем на часть питиундской добычи. Личная доля Коршунова в этой недвижимости составляла примерно десятую часть, остальное покрыто за счет «общака» гревтунгов. Посему приобретение и по совести, и по готским законам было «общественным». Но это Коршунов убедил Одохара в необходимости вложения. Надо же иметь гревтунгам «базу» в Тавриде. Чтобы на своей земле и лагерем стать, чтобы хозяйство свое было, склады-амбары… убедил. Гревтунги – люди обстоятельные и хозяйственные. Даже к войнам относятся – как к посевной. И что такое правильное вложение денег, понимают. Лучше, конечно, силой взять… но и тут Коршунов сумел убедить: херсонесцев полезнее иметь в союзниках. А богатства в империи добывать. Там их больше.

Короче, оставался Коршунов в Крыму не гостем, а землевладельцем. Латифундистом с садами и виноградниками, с двумя десятками рабов, домом на полсотни комнат, скотным двором, конюшней и тому подобным. Естественно, ведь земля здесь продавалась со всем, что на ней. Причем по законам херсонесским не сообщество гревтунгов, а именно Коршунов числился владельцем всего этого великолепия, поскольку это он подписывал бумаги и оформлял сделку. В общем, стал Алексей Коршунов хозяином, а вот гостем его стал вождь гепидов Красный. Потому что пока молодой рикс в походах ярость тешил да славу добывал, на родине у него переворотец произошел, и возвращаться туда Красному стало нежелательно. Прирезали бы его, несмотря на личную храбрость и ловкость в обращении с оружием. Так что после совещания, в котором помимо Красного и Алексея участвовали Скулди, Агилмунд, Одохар и Травстила, было решено: Красному лично в родные пампасы не ехать, а заслать туда преданных Красному гепидов, коих для открытых воинских действий осталось маловато, а вот для диверсионно-пропагандистской работы – в самый раз. С помощью умного Коршунова и опытного Скулди Красный проинструктировал своих соратников, что говорить и как. Чтобы не трусостью выглядело невозвращение Красного, а, наоборот, доблестью и удачливостью. Впрочем, лучшим агитатором, как всегда, оставалось золото.

  60