Алексей и не решился бы, но Агилмунд предложил сам.
Он объявил перерыв. Совершенно обессиленные братья повалились на траву. А Коршунов рта открыть не успел, как десятник рикса уже направлялся к нему с секирой в одной руке и своей деревяшкой в другой.
– Держи,– деловито сказал он, протягивая Алексею секиру.– Нападай! – и сразу: – Стой! – хотя Коршунов еще даже толком замахнуться не успел.
– Не так держишь,– пояснил Агилмунд. И показал как. И эдак. И жестким хватом, и мягким, когда рукоять свободно скользит в ладони.
Потом поглядел на Коршунова внимательно и показал, как рубить. Как менять направление удара, как «колоть» краем лезвия и блокировать топорищем. Каждое движение – несколько раз. Сначала медленно, потом быстрее. Заставлял Алексея повторять, исправлял ошибки. В общем оказался вполне толковым инструктором. Впрочем, и Коршунов все схватывал на лету. Тело у него было тренированное, с координацией – никаких проблем. Правда, мозоли натер, но это пустяки.
В общем кончилось тем, что Агилмунд дал братьям «автономное» задание, а сам занялся исключительно Коршуновым. При этом никаких острот в отношении ученика не позволял, а уж Алексей вообще помалкивал. Сбылись самые худшие его опасения: теперь Агилмунд наверняка знал, что никакой Коршунов не герой, а полный лох во всем, что касается «благородного воинского искусства» нашинковать своего ближнего.
Посвятив Коршунову львиную долю времени, десятник рикса вспомнил и о братьях и взялся обучать их пользоваться щитом. Опять посыпались комментарии вроде «трехногого шелудивого борова» и «умирающей от парши шавки». Громоздкий щит то и дело вываливался из рук обучаемых, оказываясь на траве. Или на траве оказывались сами обучаемые, а щит располагался сверху. И создавалось полное ощущение, что без этого оружия защиты парням было бы намного проще защищаться. И опять Агилмунд похвалил Книву и отругал Сигисбарна. И на обратном пути Сигисбарн волок и полупудовый щит, и еще килограммов тридцать всякого барахла, а Книва бежал налегке: всего лишь с копьем, топором и пятикилограммовым петухом-тетеревом, которого сам же и подбил ловко пущенным камнем.
Коршунов ехал рядом с Агилмундом и с беспокойством ждал, что тот скажет по поводу Алексеева «умения» владеть оружием.
И дождался.
Глава восемнадцатая Алексей Коршунов. Двуногий талисман
– А ты ловок, Аласейа,– одобрительно произнес Агилмунд.– Хороший воин, оказывается.
Коршунов уставился на него в полном недоумении.
– А я думал – неумеха ты,– продолжал Агилмунд.
– Думал? – удивился Коршунов.– То есть ты и раньше знал, что я… Не очень?
– Не очень? – Агилмунд негромко засмеялся.– Что я, слепой? Не видал, что ты меч будто мотыгу держишь? А копьем шуруешь – как баба в печи кочергой. Это ж каждый видит, у кого глаза есть.
– То есть и Ахвизра?..
– Конечно!
– И Одохар?
– А Одохару даже смотреть не надо. Он и так увидит. По шагу хотя бы.
Коршунов некоторое время переваривал услышанное. Потом спросил:
– А когда Одохар мне предлагал в поход с ними идти – он знал?
– Ну, Аласейа… – Агилмунд поглядел на Коршунова как на слабоумного.– Это же Одохар. Рикс. Конечно, он знал.
Алексей еще пару минут переваривал информацию.
Они выехали из леса. Впереди блеснул синий изгиб реки. Кони перешли с рыси на шаг.
– Но зачем риксу нужен такой воин, который не умеет копье держать толком? – наконец спросил Коршунов.
– Да какое Одохару дело, как ты копье держишь? – в свою очередь удивился Агилмунд.– Не нужно Одохару твое копье, что, у нас своих копий нет? А вот удача твоя… Это да! Это нам нужно! Ха! В большой поход! С небесным героем! Под небесными парусами! Цвета снега и крови! Ax-xa! – Он толкнул коня пятками и пустил его легким галопом. Коршунов сделал то же, чтобы не отстать. Топот и пыхтение «пехоты», изо всех сил старавшейся не отставать от всадников, стихли в отдалении. Алексей догнал Агилмунда.
– Значит, я неумеха?
– Я ошибся, Аласейа! – заявил старший Фретилыч.– Ты не неумеха. Сегодня я это понял.
– Да ну? – не без иронии отозвался Коршунов.
Его очень утешило, что от него не ждут фехтовальных подвигов. Но нельзя сказать, что ему очень льстила роль «талисмана». Отчасти потому, что он помнил, как поступают с талисманом, который перестает «работать».