147 
На герулов народ взирал неодобрительно, на мужичка – с интересом.
– Ты, Стайна, служишь ромлянам! – гаркнул Ахвизра.
Мирный вождь прищурился и скривил губы в усмешке. Он не собирался оправдываться. И это была верная политика, потому что народ встретил заявление Ахвизры без доверия. Смешками.
Но Ахвизра уступать не собирался.
– Вот этот человек взял у тебя послание для ромлян! – заявил Ахвизра.– Он этого не отрицает. А ты?
– Что – я? – Глазки Стайны совсем утонули в сале щек.
– Ты не отрицаешь, что дал этому человеку послание, чтобы тот передал его герулам, а те – ромлянам? Вот это послание! – Ахвизра взмахнул над головой трофейным манускриптом.
– Где ты это раздобыл, Ахвизра? – спокойно спросил Стайна.
– Я дал ему! – заявил Скулди.– Я отнял его у твоих посланцев и отдал его Ахвизре. Ты предатель, Стайна! Этот человек,– Скулди пнул избитого,– сказал, что получил его от тебя! И не раз получал! Ты предупредил ромлян о великом походе! Ты повинен смерти, Стайна!
Толпа отреагировала очень неодобрительно, и Ахвизра похлопал Скулди по плечу: притормози немного.
– Не тебе, герул, решать на нашем тинге! – заявил Стайна.
– Ты прав,– неожиданно поддержал его Одохар.– Но мне хочется услышать, Стайна, что написано в этом послании. Ты ведь не отрицаешь, что это твое послание? Или отрицаешь?
– Не отрицаю,– охотно согласился Стайна.
«Уж очень легко согласился,– подумал Коршунов.– Потому что он уверен, что мы не сможем прочесть написанное? Или потому, что в письме не содержится никакой компрометирующей информации».
– Да, я знаю, что написано в этом послании,– сказал мирный вождь.– Потому что его писала моя тиви Стайса, а я говорил ей, что писать. И ты прав, Ахвизра, это послание ромлянину. Моему рабу -ромлянину, который торгует моими товарами и тем, что принадлежит бургу. В нем написано, что мой раб должен продать и что должен купить. Ты сказал, Ахвизра, что я служу ромлянам. Но ты ошибся. Это мой раб-ромлянин служит мне. Пусть тот из вас, кто способен прочесть послание, сделает это и тем докажет мои слова.– Он неожиданно повернулся к Скулди: – Я слыхал, что ты, герул, знаешь по-ромлянски и по-эллински. Читай же!
– Я не умею читать их руны,– неохотно признался Скулди.– Язык понимаю, да. И ромлянский, и аттическое наречие, на котором говорит твоя тиви. Но рун не знаю.
– Что ж,– усмехнулся Стайна.– Тогда тебе, Одохар, придется поверить мне. А сейчас хочу, чтобы Овида все-таки сказал свое слово. Коли уж этот человек, Аласейа, чьей удачей так хвалился уважаемый Одохар, прилюдно признал, что совершил насилие над моей тиви…
– Ничего я не признавал! – воскликнул Коршунов, которому неожиданно пришла в голову новая мысль.– Я лишь признал, что твоя тиви возлегла со мной не по собственному желанию!
Над тингом прокатился ропот. Коршунов их заинтриговал. Но он не спешил объяснять свои слова. Пусть интрига созреет.
– Сейчас ты скажешь, что это боги повелели тебе возлечь с моей тиви! – усмехнулся Стайна.– Похоже, ты совсем не боишься богов, Аласейа. Я думаю, ты просто глуп.
– А я думаю, что это ты глупец, Стайна, если сравниваешь себя с богами! – возразил Коршунов.– Потому что это ты, Стайна, велел своей тиви возлечь со мной! Станешь ли ты это отрицать?
– Не стану,– сказал Стайна.– Твой разум помутился, и это всем ясно. Я не стану спорить с помешанным. Зачем мне отдавать свою тиви такому, как ты?
– Затем, чтобы сорвать великий поход, задуманный Одохаром! – торжественно провозгласил Коршунов.– Затем, что ты служил и служишь ромлянам, Стайна! Затем, что это ромляне подарили тебе тиви Стайсу, мирный вождь Стайна!
Толстяк пожал плечами – мол, на такой бред и возразить нечего. Но «картинка» уже сложилась в сознании Коршунова. Очень логичная картинка.
– А подарили ее тебе ромляне для того… – Алексей сделал театральную паузу,– чтобы она записывала тайные послания на своем языке. Послания для ромлян. Послания, которые никто не сможет прочесть.
Стайна улыбнулся. Персонально Коршунову.
«Говори, родной, говори. Выговорись как следует перед тем, как тебя привяжут за ноги к лошадиным хвостам. Все равно никто не сможет прочесть то, что написано в письме. А без этого все твои заявления – пустое сотрясение воздуха».
«Если это письмо и впрямь всего лишь указания приказчику – я пропал»,– подумал Коршунов. Но отступать ему было некуда.
147 
