Сидя на корточках, Толик большим ножом колет сухое полено. Неожиданно он громко спрашивает:
— Ты чего сегодня домой не идешь?
С краю, у самого мангала-жаровни, стоит давешний мальчик и внимательно смотрит на работу Толика.
— Куда? — не сразу отвечает он.
— Ну, в интернат.
Мальчик долго молчал, потом негромко произнес:
— А мама не так колола.
— А как? — сразу так и кинулся к нему Толик — кинулся голосом, вопросом, глазами, оставаясь в то же время на месте, на корточках.
И снова мальчик ничего не ответил.
— А у тебя потому всегда весело, что приемник? — спросил он через некоторое время.
— Тебе нравится? — снова быстро повернулся к нему Толик.
Мальчик вытащил из земли шашлычную железную стрелку, обтер ее конец о свои штаны, положил на мангал.
— Я вчера целый день думал, — сказал он неожиданно. — Решил: у тебя буду жить.
— Так ведь негде, — огорчился Толик. Потом добавил: — У меня тут дом был. На этом самом месте.
Он показал на кровать и жаровню.
— Я вчера тебе гвозди собирал целый день, — сказал мальчишка и вытащил из кармана горсть ржавых гвоздей.
…Ночь была прохладная, и Толик несколько раз вставал с земли, где устроил себе постель, накрывал мальчишку по имени Дамир, спавшего на его кровати…
С утра было солнечно.
Толик вел мальчика Дамира по Алтынабаду. В одной руке он держал его маленькую ладошку, в другой нес приемник. Оставлять приемник было негде, да и не хотел Толик с ним разлучаться.
Они шли мимо строящихся домов, мимо бульдозеров, мимо какого-то учреждения, которое работало на своих столах прямо во дворе. А двор этот насквозь просматривался с улицы, через обвалившийся местами забор…
Несмотря на странную обстановку, все служащие этой конторы под открытым небом — спокойны, деловито ходят от стола к столу, совещаются…
Поглядев на них сквозь заборные проломы, Толик и Дамир движутся дальше.
На углу рабочие обновляют и подкрашивают уличную конструкцию — из тех, что ставились силами находящегося рядом завода или какой-нибудь фабрики. А на железном щите с завитушками по краям — фотографии передовых людей этой фабрики…
— Гляди, Дамирчик, — говорит Толик.
Дамир разглядывает выцветшие фотографии на железном сварном стенде и спрашивает у Толика:
— Это кто?
— Самые лучшие люди района, — улыбаясь, отвечает Толик.
Ему очень нравится что-то объяснять Дамиру.
— А почему тебя здесь нет? — строго спрашивает Дамир.
— А я в другом районе живу… — смущается Толик, и они идут дальше…
…Потом они стоят у автоматов с газировкой. Дамир пьет воду, спрятав в стакан пол-лица.
Рядом в пыльном скверике, развесив простыни в виде ширм и навесов, работает парикмахерская. Дом, где она была раньше, развалился. В остальном же, кроме стен и потолка, парикмахерская выглядит вполне нормально — с уцелевшими механическими креслами вроде зубоврачебных.
Из одного кресла вышел мальчик не старше Дамира, свежеостриженный, с голым затылком и новеньким чубчиком, как будто приклеенным на четверть головы. Он остановился рядом с Дамиром, ждет, когда Дамир освободит стакан для газировки. Стоит и подбрасывает на ладони монетку в пять рублей.
Дамир пьет, а глазами следит за монетой.
Глядя сверху на мальчиковые головы — заросшую, черную Дамира и оголенную, белесую, другого, — Толик даже расстроился:
— Ну что же это?.. Ребенка-то зачем так уродовать? Молодая девушка-парикмахер выглянула из-за занавески:
— Следующий!
Толике Дамиром прошли в «парикмахерскую». В соседнем кресле старик-парикмахер брил какого-то взрослого.
Дамир взгромоздился в кресло. Толик обеспокоенно встал рядом.
— Выйдите, папаша. Мешаете, — сказала девушка.
— Моему такой чубчик не надо, — сказал Толик. — И затылок не брейте.
— У нас для детей — один фасон: бокс или полубокс.
— Просто подровнять можешь?
— Я вам что сказала? У нас для детей…
И в то же мгновение из соседнего кресла вскочил быстрый мужчина — это был стремительный гостиничный Сосед Толика.
— Что значит «для детей», женщина?!. — закричал он. — Ребенок — не человек, да?!! Ребенок красивым должен быть! Дети — это все, женщина!
— Я вам не «женщина», — оскорбилась девушка.
— Мне не женщина, другому — женщина! Думать надо!..
Говоря так, он сорвал с себя салфетку, он уже выхватил у девушки ножницы, алюминиевую ее расческу и набросился на Дамирову голову.