очень нудно 
100 
Перед ней стояли ноги в мужских ботинках. Она подняла голову и моргнула.
— Все, Ирма Гавриловна, вы пришли, — сказал Мартынов и, не таясь, намочил большой носовой платок какой-то неприятно пахнущей жидкостью из большого флакона.
— Куда? — глупо спросила экономка, не зная, как спрятать руки, полные смятых купюр.
В этот момент дверца машины открылась и из нее появилась миниатюрная девица в ярко-красном платье, которое тесно облегало ее симпатичную фигурку.
— Куда? — переспросила она насмешливо. — На поле чудес, Ирма Гавриловна.
Надо сразу заметить, что Пыгову не пришлось усыплять. Потому что, узнав Женю, она, что называется, без посторонней помощи выпала в осадок. И это было хорошо. В противном случае могли бы возникнуть проблемы с ее транспортировкой от машины до квартиры Мартынова.
В вышеупомянутой квартире их встретил энергичный Петя Скобкин. Рукава его свитера были закатаны по локоть.
— Помню эту тетку! — весело сказал он. — Она мне тогда сразу не понравилась.
— Петя, что ты тут навалял? — возмутилась Женя. — Тебя просили соорудить стол для пыток, а ты устроил уголок для столярных работ!
На столе, накрытом белой клеенкой, лежали вещи, после Жениных слов показавшиеся Ирме Гавриловне страшными. Были здесь плоскогубцы, молоток, отвертки разных размеров, а также штопор, разовый шприц и, в довершение всего, итальянский нож для нарезки сыра.
— Послушайте, Евгения, — начала экономка, облизав сухие губы острым кончиком языка. — Я понимаю, что вы не испытываете по отношению ко мне нежных чувств…
Женя обидно рассмеялась и, упав в кресло, закинула ногу на ногу, а руки за голову. В этот самый момент в комнате появился Лаптев в марлевой повязке, оставшейся у него с прошлогодней эпидемии гриппа, и в желтых резиновых перчатках с логотипом «Добрая хозяюшка» на раструбах.
— Что вы собираетесь со мной делать? — не на шутку струхнула Ирма Гавриловна.
— Пытать, голубушка, — безразличным голосом ответил Петя Скобкин.
— А может, я скажу все, что вы хотите, без пыток? — с надеждой спросила экономка.
— Чтоб такая сволочь… — начал Петя. Женя остановила его движением руки.
— А как вы думаете, Ирма Гавриловна, что мы хотим знать?
— Думаю, — нервно озираясь по сторонам, поспешила ответить та, — узнать причину, по которой я хотела напугать вас.
— Напугать?
— Ну да, когда наехала на вас автомобилем.
— Дорогая моя Ирма Гавриловна, — проникновенно сказала Женя. — Если бы я не отскочила в сторону, вы бы меня переехали насмерть.
— Это была случайность! — горячо заверила ее экономка, сложив руки на груди. — Я давно не сидела за рулем и, вероятно, немножко не рассчитала!
Мартынов, усевшийся на стул, громко поцокал языком.
— Какая безумная неприятность! Вениамин, ты готов?
— Подождите, молодые люди! — взвилась Пыгова. — Вы что, думаете, это сойдет вам с рук? Когда я, покалеченная, возвращусь в дом Георгия Николаевича…
— А кто вам сказал, что вы туда возвратитесь? — с интересом спросила Женя, достав из сумочки пудреницу и поправляя помаду на верхней губе оттопыренным мизинцем. — Не думаю, что вас будут искать с таким же усердием, как Яна.
— Но вы же не убийца, Евгения! — заявила Ирма Гавриловна.
— А вы?
— Я клянусь…
— Вас послал дядя? — захлопнув пудреницу, внезапно спросила Женя. — Убить меня?
— Георгий Николаевич?! — Перманент на голове Ирмы Гавриловны зашевелился и встал дыбом. — Да как вам только в голову могло такое прийти! Да как вы…
— Петя, Геннадий, прикрутите ее к столу! — велела Женя.
Когда ее с обеих сторон схватили за руки, экономка завизжала:
— Хорошо, я вам все расскажу, все! Всю правду, всю подноготную! Это мои происки! Только мои! Я ни за что не должна была допустить вас, Евгения, до Кокина и его видеопроката! Ни за что!
— Ого, это уже интересно, — кивнула головой Женя. — Отпустите-ка ее ненадолго. Итак, почему же я не должна была общаться с Кокиным?
— Потому что он мог рассказать вам кое-что про меня, — сказала Ирма Гавриловна. Лицо ее стало землисто-малиновым и напоминало теперь цветом порченую свеклу. — Я не знала, какие у вас с ним дела, но чувствовала себя в опасности. Вся моя жизнь, моя карьера была под угрозой!
— Карьера? Что-то я не понимаю…
— Вы ведь знаете, как Георгий Николаевич относится к сексуальной разнузданности, ко всякого рода непристойностям и всему такому?
100 
