— А где ты жила в это время?
Иринка порозовела и призналась:
— У Алексея. Ты же помнишь, у него комната, хотя и маленькая. У него, кстати, очень хорошая семья.
Я скептически подумала, что семья-то уж точно рада, если в их муравейнике станет побольше места. Но скорее всего они и в самом деле хорошие люди, просто это я в последнее время злая и дерганая. Каверзно предположила:
— И Алексей, конечно, как верный рыцарь, спал на коврике у дверей, а ты на его диване?
Она хихикнула, видимо, представив себе эту милую картинку.
— Нет, конечно. Спали мы вместе.
— Ну и?
— У нас все хорошо. Даже замечательно!
Немного виновато на меня глядя — как бы не смутить и не опечалить, ведь я не замужем и вряд ли буду, — она наконец перешла к главному:
— Аня, у нас с Алексеем двадцать пятого свадьба, я очень хочу, чтобы ты была подружкой невесты!
Я порывисто ее обняла.
— Чудесно! Но вот подружку тебе бы надо найти поэффектнее. Я рядом с тобой смотреться не буду.
Она замахала руками.
— Вечно ты себя принижаешь, Феоктиста! Ты очень хорошенькая, а когда смеешься, просто очаровательная. Давай соглашайся, а то мне как-то не по себе.
С облегчением подумав, что вскоре роль наперсницы и спасительницы, которую я исполняла многие годы, ляжет на плечи ее законного супруга, я согласилась. Она обрадовалась, и мы довольно долго обсуждали, каким должно быть ее свадебное платье. Это было скучно, но необходимо. Договорившись, что наряд она сошьет белый, но практичный, такой, чтобы можно было носить и после свадьбы, а я буду в своем светло-кремовом платье, потому что после санатория новый наряд мне не по карману, мы разошлись по своим рабочим местам.
Уверившись, что Лена никому не сказала о моем специфическом отдыхе, я успокоилась, но, как скоро выяснилось, преждевременно. Перед обедом Галина Гавриловна, встретив меня в буфете, заговорщицки шепнула мне:
— Аня, зайди ко мне после обеда!
Я думала, что она примется уговаривать меня принять участие в очередном профсоюзном проекте, но речь пошла вовсе о другом. Плотно прикрыв дверь, наш профбосс с плохо скрытым осуждением заявила:
— Аня, ты жила в одном номере с Евгением!
Боль была как от удара ножом в спину. Я вспомнила, что и Лена, и Галина Гавриловна работали в книгохранении в одно и то же время и, следовательно, хорошо друг друга знали. Отпираться было глупо, и я обреченно кивнула. У Галины Гавриловны руки даже сами по себе сделали несколько больших взмахов, прежде чем устроиться на столе подле хозяйки. Она полувосторженно-полуобвиняюще упрекнула меня:
— А говорила, что ты здесь ни при чем!
Я пожала плечами:
— Повторяю: в этой истории я личность статическая. Да и о чем говорить — мы уже расстались.
Галина Гавриловна разочарованно выпрямилась, глядя на меня с такой обидой, будто я отобрала у нее любимую игрушку.
— Как же так? Я думала, что вы скоро свадьбу сыграете, а ты… — Заметив мое затуманившееся лицо, тут же начала давать никому не нужные советы: — Но ты не переживай, мужчины — существа трусливые. Он еще опомнится и вернется. И все у вас будет хорошо!
Я неохотно засмеялась:
— Нет, Галина Гавриловна, хорошо не будет. К тому же это я разорвала наши отношения. Зачем мне это? Я по жизни волк-одиночка. Меня длительные отношения угнетают…
Этого она вовсе понять не могла. Как же так, это был мой последний шанс на счастье! Смотрела она на меня, как на чудо морское. Конечно, любая женщина должна стремиться замуж, и меня она воспринимала как некую аномалию. Я не стала дожидаться продолжения, попросила ее никому ничего не говорить и ушла в свой отдел.
Все прошедшее после санатория время мне было не по себе. Не потому, что я прогнала Евгения, нет, тут все было сделано правильно, и жалеть не о чем. Просто у меня не было месячных, и это сбивало привычный ритм жизни. Критические дни у меня проходят крайне неприятно — с обмороками, жуткой болью, лихорадкой и другими «прелестями». Я долго и упорно лечилась, вынося отвратительные процедуры, но пользы от нудного и болезненного лечения не было никакой, и я бросила это гиблое занятие. В эти тяжелые для меня дни я беру отгулы, выходные и даже больничные. А что делать? Работать в это время я все равно не могу.
В обед сходила в буфет вместе с непрерывно болтающей Маринкой, совершенно не нуждающейся в собеседнике. Просто было бы странно, если бы она разговаривала вслух сама с собой, и ей требовалось прикрытие, которым я и явилась. После обеда стала заполнять бланки договоров, и тут началось. Низ живота разрезало тупым ножом, и я согнулась пополам. Что ж, я всегда знала, что беременность — не моя проблема. Видимо, я жутко побледнела, или позеленела, или вообще стала привычного для покойников сероватого цвета, потому что обычно невозмутимая Лидия Антоновна подскочила и подбежала ко мне.