Он смотрел на Мину, дрожащими руками снимавшую бинты с солдата. Совершенно очевидно, что солдат знал ее раньше. Как знал ее и Тирл. Как Тирл мог знать мать Мины, цыганку? Дядя уже долгое время не жил в Фолкем-Хаусе к тому времени, когда, как утверждала Мина, она приехала в Лидгейт. Однако из слов солдата было понятно, что Тирл близко знал мать Мины. Он даже намекнул, что Тирл и Мина… Гаррет холодел от этой мысли. Что же она сделала вместе с Тирлом или против него? Теперь Гаррет жалел, что не допросил солдата до того, как Мина успела дать ему снотворное. Необъяснимый гнев охватывал его.
Слишком много подозрительного было в словах раненого, и Мина явно не хотела, чтобы их кто-то услышал. Необходимо все выяснить. Если она каким-то образом связана с Тирлом, то может оказаться намного опаснее, чем Гаррет сначала предполагал. Надо заманить дядю в ловушку и заставить его признаться. Гаррет не мог допустить, чтобы Мина и дальше доносила Тирлу о каждом его шаге!
Он с такой силой стиснул кулаки, что ногти впились ему в ладонь. Он хотел посмотреть Мине в лицо, но она избегала его взгляда. Гаррет чувствовал, что она что-то скрывает, боится, что солдат может рассказать о чем-то еще. Чего она боится? Он узнает об этом, чего бы это ни стоило. Он узнает, кто она… какая она. Он заставит эту притворщицу сказать ему правду.
Глава 10
Есть холм высокий, каменистый,
Там на вершине истина стоит.
Тому, кто хочет до нее добраться,
Путь долгий и тяжелый предстоит.
Марианна смывала кровь с открывшихся ран солдата, чувствуя на себе настороженный взгляд Гаррета, и проклинала себя за свою глупость. Она не была готова к тому, что солдат может узнать ее.
Как неразумна она была! Если бы она заранее подумала об этом, то поняла бы, насколько это вероятно. Когда сэр Питни пытался заставить ее отца продать Фолкем-Хаус, его люди шныряли повсюду, распространяя слухи о том, что ее мать колдунья. Любой, кто последние несколько лет работал на Питни, наверняка знал, что говорили о ее матери, особенно после того, что произошло в результате козней Питни.
Каким-то образом сэр Питни узнал, что Дантела была цыганкой, и рассказал об этом всем жителям Лидгейта. В памяти Марианны ожило воспоминание о волнениях, вызванных его «разоблачением». Но Питни недооценил доброго отношения горожан к ее родителям и лютой ненависти к нему. Они помнили, каким он был хозяином Фолкем-Хауса – холодным, грубым, жестоким, нисколько не заботившимся о фермерах. Поэтому, когда он обвинил мать Марианны в колдовстве, все горожане выступили на защиту семейства Уинчилси.
А сейчас слова солдата непременно вызовут дальнейшие расспросы Гаррета о том, кто она. Марианна находила только слабое утешение в том, что солдат не успел назвать фамилию ее семьи.
Вдруг она похолодела. Что мог подумать Гаррет, услышав утверждение солдата, что она умерла? Если он догадается, почему солдат в это верил…
«О, почему Гаррет услышал так много?!» – в отчаянии думала Марианна. Она украдкой взглянула на Гаррета и сразу же опустила глаза, заметив, что он с непроницаемым выражением лица наблюдает за ней.
В отчаянной надежде избежать его вопросов Марианна собрала окровавленные бинты и понесла их к двери.
Резкий голос Гаррета остановил ее:
– Оставь их.
– Я должна их выстирать или…
– Потом. Сейчас ты пойдешь со мной. Мы должны поговорить.
Марианна могла бы отказаться под предлогом того, что должна остаться с солдатом, но это только продлило бы ее мучения. Если уж Гаррет пожелал поговорить с ней, он все равно это сделает. Лучше пусть он допросит ее, и все закончится.
Что она может рассказать Гаррету о своей семье, не раскрывая всей правды?
Гаррет указал Марианне на стул, но она предпочла разговаривать стоя.
– Ты надеялась, что солдат не проснется? – спросил он.
Этого вопроса Марианна не ожидала.
– Что вы имеете в виду? – В ее голосе слышалось недоумение.
– Если бы он умер, твой маленький секрет умер бы вместе с ним, не так ли?
«О каком маленьком секрете говорит он?» – лихорадочно соображала Марианна, не зная, что Гаррет понял из слов солдата. Властный тон и выражение лица графа так пугали ее, что она плохо соображала.
В этот момент Марианна вспомнила отца. Он разговаривал с ней таким же тоном, когда хотел заставить ее сознаться в каком-то мелком проступке, а сам не был уверен, что она его совершила. Марианна смотрела на графа, стараясь не выдать своего страха. Она уже не ребенок, которого нетрудно запугать.