Вздохнув, Дункан натянул первые попавшиеся джинсы и босиком пошел к входной двери. Он включил камеру слежения и уставился на возникшую на экране Харли Миллер, выглядевшую немного напряженно.
Он распахнул дверь.
— Харли! В чем дело? Что-то стряслось?
На ней было то самое красное платье. Ее глаза сузились при виде его полуголого тела.
— Прости, — сказала она, проходя в комнату. — Я знаю, что пришла на час раньше. Я себя сдерживала, честно. Но ждать больше не могла.
Харли захлопнула дверь. Дальнейшего развития событий Дункан предвидеть не мог. Она обхватила руками его голову, прижала его к стене своим телом. Ее рот жадно прильнул к его губам. Если бы обычное чувство юмора не покинуло в эту минуту Дункана, он сострил бы что-нибудь по поводу насильниц-женщин.
Радость, какую он испытал, пронеслась по его жилам, унося всю боль, горести и проблемы. Со сдавленным возгласом он крепко обнял Харли. Его руки были повсюду; он гладил ее упругие ягодицы и прижимался к ней все теснее, чтобы она почувствовала его собственное голодное исступление. Ее тихий вскрик слился с его стоном в то мгновение, когда губами она прикоснулась к его уху. Она стала покусывать его мочку, зажигая по всему телу Дункана мучительный огонь. А потом ее влажный язык скользнул внутрь ушной раковины, доводя его почти до безумия.
Он рванул вниз «молнию» у нее на спине, и преграда между его руками и теплым, шелковистым телом Харли исчезла.
Затрепетав, она задышала часто и прерывисто, когда он губами стал ласкать ее ушко и нежную шею. Лифчика на ней не было. Его руки беспрепятственно преодолели весь путь до маленьких трусиков, которые, впрочем, не являлись препятствием. Его пальцы дерзко проникли под шелковистую материю, устремляясь к ее нежной плоти, в то время как она вновь и вновь шептала его имя слабым голосом, сводящим его с ума. Он может вот так касаться ее… его руки могут вызвать столь чувственное волнение. Она вернулась к его губам, проникая в них языком и приводя его в неистовый восторг.
И еще раз она поразила его, когда начала торопливо и жадно расстегивать его джинсы, а потом резко дернула их вниз. Она медленно гладила и сжимала его ягодицы, а затем вдруг стремительно скользнула вверх по спине и снова вниз, едва сдерживая нарастающую страсть.
Руки Харли, ее восхитительные руки, ласкали, терзали и возбуждали его.
Он начал тянуть вверх ее красное платьице, позволяя ей покрывать поцелуями и ласкать языком его шею.
— Да! — выдохнула она, впервые коснувшись своей высокой грудью его обнаженной вздымающейся груди. — Дункан, где, черт побери, твоя спальня?
Это рассмешило его, и он все еще смеялся, когда снимал через голову и платье и кулон, нашедшие пристанище у них под ногами на полу. Он коснулся языком ее набухшего соска, затем последовал ниже к ребрам и мягкому животу, наслаждаясь ее стонами. Он не мог и вообразить такого — удивительного сочетания обостренной женственности и страстно ищущей наслаждения плоти. Он вновь ощущал себя девственником, впервые вступающим в мир чувственных наслаждений.
Он приник губами к впадине между ее бедрами, и тело Харли содрогнулось от удивления и удовольствия, когда его пальцы принялись, не спеша, стягивать узенькую полоску красного шелка вниз.
— Так намного лучше, — прошептал он, касаясь светлых завитков. Он поднялся, прижимаясь к ней всем телом.
Дункан не был готов к такому неожиданному открытию — у Харли были обнажены все чувства. Не готов он был и к доверчивому сиянию ее распахнутых небесно-голубых глаз.
— Надеюсь, у тебя здесь достаточно презервативов? — спросила она хрипло, чем окончательно его добила.
Он почувствовал облегчение, лишь проведя губами по ее нежной шее. Он слегка покусывал ее.
— Есть одна важная вещь, которой в свое время обучили меня бойскауты, — выдохнул он, касаясь горящей кожи Харли и мечтая погрузиться в ее сладкую плоть, — быть всегда готовым.
— Я уже… Я готова, Дункан, — воскликнула она. Его самообладание испарилось, а пальцы проникли в горячую, влажную плоть. С захлестывающим чувством восторга он осознал, что мог бы взять ее прямо здесь, в прихожей, рядом с Томом, стоящим за звуконепроницаемой дверью, и она вкусила бы наслаждение, но эти чертовы резинки находятся за целую милю отсюда, в спальне, а Харли здесь — в его объятиях. Опасная, славная, благословенная Харли. Она заслуживала любой возможной защиты, и он жаждал обладания ею долгие часы. Пол прихожей для начала явно не подходил.