Во дворе кто-то громко закричал. Так громко, что Людомила поморщилась. Блаженно-сладкое чувство в груди растаяло.
А на подворье продолжали шуметь. Потом раздался натужный скрип. Это закрывали ворота. Смазывать петли ворот запретил Пчёлко, потому что помнил, как бесшумно открыли их позапрошлым летом богумилы. Что ворота днем — на запоре, по нынешним временам — обычное дело. Разбойников в стране развелось, как червей в опаре.
Так что даже за усадебным частоколом нельзя было чувствовать себя в полной безопасности. Пчёлко торопил каменщиков, которые восстанавливали межицкий замок, но рабочих рук не хватало, и было ясно, что раньше следующей весны замок не восстановят. Это значит, что ребенок Серегея родится здесь, в усадьбе. Иу ничего, не страшно. Разбойников Людомила не боялась. В деревне каждый второй мужчина — арендатор и бывший воин, а для охраны усадьбы и поместья Пчёлко сформировал настоящее маленькое войско. Двадцать шесть бойцов под командой киевского гридня Дужки.
В дверь горницы постучали. Вошел Дужка. Бывший гридень Серегея внешне немного напоминал своего воеводу — светловолосый, с тяжелой квадратной челюстью, почти такой же высокий и широкоплечий. Только на двадцать лет моложе.
— Что случилось? — спросила Людомила, откладывая шитье.
— Большой отряд конных идет к нам, — сообщил Дужка.
Выражение озабоченности не шло его курносому веснушчатому, совсем юному лицу. Но внешность в данном случае не соответствовала сути. Дужка был опоясанным гриднем. Этим всё сказано.
— Отряд конных? — Людомила встрепенулась: вдруг это Сережа?
Но Дужка тут же развеял ее надежду.
— Это враги, госпожа. Малец прискакал с Живкина хутора. Батька его послал сказать: с ними «праведный» из еретиков. Аззанаил.
— А он ничего не напутал? — усомнилась Людомила. — Еретики — на конях?
— Говорит, нет. Все — в масках кожаных, но этого всё равно узнали. Они на хутор заезжали. Пограбили, но немного: только еду взяли и овес коням выгребли подчистую. Однако никого не убили и даже дочек Живкиных не попортили. Видно, что торопились, но Живка сына сразу к нам послал, так что подготовиться успеем. Может, даже и Пчёлко подойдет с подмогой из деревни.
— Всё равно будь начеку, — сказала Людомила. — Конные богумилы... Что-то мне беспокойно...
— Не тревожься, госпожа! — Дужка улыбнулся, сверкнул белыми ровными зубами. — Обороним тебя хоть от кого. А уж от безумных смердов — запросто. Хоть они на коней сядут, хоть на свиней. Помнишь, как мы их тогда? Как баранов резали!
— Хорошо, если так, — Людомила вздохнула.
— Я пойду, госпожа?
— Иди.
Людомила отложила шитье, встала и открыла ларь у окна. Там лежало то, что женщине носить грешно: легкая туранская сабля. Ее привез Людомиле по просьбе Сережи его брат Мышата. Мышата Людомиле не нравился. Противный такой, жирный, хитрый. А сабля хорошая. Людомила уже немножко научилась ею пользоваться. Что бы ни случилось, больше ее не возьмут, как тогда...
Пчёлку посыл Дужки застал на мельнице. Пчёлко считал мешки с мукой: донесли ему, что мельник приворовывает. С Пчёлкой по причине смутных времен постоянно находились пятеро воев. Они и привели гонца.
Выслушав его, Пчёлко не очень обеспокоился. Еретики — это гниль. Десяти настоящих воинов хватит, чтобы разогнать сотню. Но проверку всё равно придется отложить.
— Смотри у меня! — строго сказал Пчёлко мельнику. — Если узнаю... — Он показал мельнику запачканный в муке кулак. Мельник забормотал что-то, оправдываясь... Точно, подворовывает. Пчёлко, не слушая, вскочил на коня и поскакал к деревне.
В полях уже никого не было. Это потому, что гонец сначала в деревне побывал. Там не ждали. Действовали по определенному Пчёлкой порядку, ставшему уже привычным. Мужчины — к оружию, женщины с детьми и скотом — в схоронки. Хлопотно, зато надежно.
В деревне мужи уже собрались и вооружились. Смерды — пешие, с привычными косами-топорами; ветераны, которых Пчёлко посадил на межицкую землю, — верхами, с настоящей зброей. Три больших десятка копий. Немалая сила по нынешним смутным временам.
Говорить ничего не надо. Все и так всё знали.
— Конные — за мной! — приказал Пчёлко и поскакал к усадьбе.
От деревни до усадьбы — недалеко. Но Пчёлко с конными все равно не поспели. Разбойники уже были там. Крутились у частокола. Было их сотни полторы. Не так уж много, если считать, что это смерды-еретики, но Пчёлко еще издали заметил неладное. Повадку разбойников из простонародья он знал: напасть внезапно, врасплох, или задавить числом. Настоящего боя смерды вести не умели. Даже те, кто прошел кое-какое обучение, мог держать строй и колоть пикой, всё равно были никудышными бойцами, когда нужно было воевать самостоятельно. Малейший отпор — и такое «войско» бросалось наутек.