– И третье, самое главное…
– Да?
– Мы его не просчитали.
Полковник взялся за телефон:
– Зубарев. Собирай группу. Объект засекли.
– Капитана Супника. Это Мотылек. Поступил сигнал на выезд.
– Понял. Возьмем на контроль.
– Только осторожненько,– обеспокоился Мотылек.– У Витальича еще те волчары.
– Не трухай,– успокоил Супник.– Тебя не засветят.
– Саэтдинов, ты?
– Я. Супник?
– Угу. Поступил сигнал по Гоблину. Братва его засекла. Будут мочить.
– На здоровье. Нам работы меньше.
– На этот раз его сделают. Наняли чистильщиков из УБ.
– Юра, ты не обижайся. Я сейчас занят. Добро?
– Ты просил – я звоню. Дело твое. Мое ведомство вмешиваться не будет. Есть негласное указание, мать их…
– Спасибо, Юра. Отзвони, чем кончится, лады?
– Без проблем. Бывай.
– Бывай. Спасибо!
– Ну, еще по стопке? – майор Саэтдинов, не дожидаясь ответа, взялся за бутылку.
– Ростик, снизь темп,– попросил Ласковин.– Я могу сойти с дистанции.
– Слабакам – скидка,– снисходительно произнес Саэтдинов.
Плеснул Андрею грамм двадцать, а себе – по ободок.
– Ну, за дружбу!
Опрокинули. Зажевали.
– Под генерала косишь? – спросил Ласковин.
– Не понял?
– «Ну, за встречу!»
– А… Угу. Мне понравилось. Тем более мы и на рожу похожи, не заметил?
Ласковин пригляделся.
– Что-то есть. Только ты посвежее малость.
– Так я по жизни и выпил меньше. Это, брат, поправимо.
– Я заметил,– усмехнулся Андрей.– Слушай, вам же, татарам, по закону никакого винопития?
– Это ж не вино – клюковка,– пояснил Саэтдинов.– Насчет клюковки у пророка ничего не сказано.
– Еще бы. Откуда в пустыне клюква!
– А вообще, Ласка, я и не мусульманин вовсе. Необрезанный. Корана нет. Только и мусульманского, что в паспорте – «татарин». А снимут пятую графу – и того не останется. Нет, фамилия останется. Ну, за веру!
Выпили. Зажевали.
– Понимаешь, Ласка, жизнь – говно. Работа – говно. Ни хрена не могу. Вот неделю тому стрельнули гендиректора «Монтана-плюс». Знаю, кто заказал. Знаю, почему. Даже исполнителя знаю, потому что почерк характерный. А доказательств нет. И не будет. Херово, Ласка. Раскрываем одну бытовуху.
– Ну, не так уж все мрачно… – сказал Андрей.
– Тебе хорошо,– хмуро произнес Саэтдинов.– Ты – Спортсмен, ты – с другой стороны.
– Угу. Вот, Ростик, привлекут тебя за контакт с преступной группировкой. В моем лице! – Ласковин захохотал.
– Нечего ржать,– буркнул Саэтдинов.– Захотят – и привлекут. Как думаешь, откуда эта клюковка?
– Из Финляндии.
– То-то. Зарплата у меня – восемьсот на круг. И ту уже месяц не видел. На такую зарплату – только местные чернила покупать. Так откуда у меня клюковка?
– Хороший вопрос.
– Звали меня тут в одну адвокатскую контору. Охранником. В свободное от работы время. Десять баксов в час. А что! И пойду! Пусть бандиты сами себя мочат! Вот сейчас мне корешок звонил. Наняли спецов Гоблина мочить. Слыхал про Гоблина? Хотя откуда? Это мы его Гоблином окрестили. Ну, за все хорошее! Отморозок. Прикид – под работягу. Стопит кабанов и снимает бабки. А если кто возбухнет – чпок! – Саэтдинов изобразил пальцем.– И в гроб. Сначала это дело Чувало тянул, из Невского, на той неделе назад нам кинули, на город.
– И что? – Ласковин напрягся.
Саэтдинов ничего не заметил, слишком много уже на грудь принял.
– А то. Отследили его частники, которых Гришавин прикармливает…
Ласковин слушал, а внутри все кипело. Когда Ростик упомянул про люк, Андрей ничуть не удивился. Только уточнил, где, покивал: дескать, идеальное место. Завод, можно сказать, стоит. Помещений – море. Охраны – никакой.
Саэтдинов все больше пьянел; Андрей же, наоборот, совершенно отрезвел. От возбуждения.
Возникла Ростикова жена. Молча поставила перед мужем и гостем глиняные горшочки, встала в сторонке, сложив на груди руки.
Андрей попробовал – восхитительно.
– Очень вкусно,– похвалил он.
Женщина вежливо улыбнулась.
– Ну, за нас! – провозгласил Саэтдинов.
Новая бутылка появилась на столе. Его жены в комнате уже не было. Словно в воздухе растворилась.
Проклюнулся телефон.
Ростик послушал, засмеялся.
– А что я говорил! Ну бывай, спасибо! Вот,– сообщил Ласковину.– Молоток он, а не Гоблин!
– Облажались спецы? – спросил Ласковин.
– В самое яблочко, старик. Вели по правилам, а ему на правила насрать! Он нырк в люк – и свободен! Прямо посреди дороги. Между метро и ДК Горького. Орел, мать его! Ну, за успех!