Глава четвертая

Время близилось к шести вечера. Колька, стоя на верхней ступеньке стремянки, обрабатывал белой эмалью потолок барака номер восемь.

– Слышь, – крикнул снизу Костян, – надо валик поменять.

– Пока этот сойдет, – возразил Шубин.

Костян только что подал ему очередное ведро с белой эмалью. Колька, подхватив его, поставил на верхнюю площадку стремянки. Осторожно, чтобы не набрать лишней краски, он коснулся поверхности эмали надетым на длинную палку валиком. Задрав голову кверху, принялся водить им по доскам потолка.

Паршивая краска пузырилась, никак не хотела ровно ложиться на поверхность. Чтобы получился однородный слой, одно место приходилось прокатывать по пять, а то и по шесть раз. Костян, вооружившись сухой тряпкой, протирал железные спинки шконок, если на них сверху падали белые капли. Пол барака был застелен целлофановой пленкой, а койки газетами. Костян подумал, что они с Шубиным работают не слишком быстро, зато аккуратно, если придет бугор, придраться будет не к чему.

– Эй, Кот, хватит там пятна вытирать, – кричал сверху Колька. – С этим успеется. Ты держи стремянку. Она ходуном ходит. Иначе я грохнусь, блин, и костей не соберу.

Колька, чтобы сохранять равновесие, расставил ноги на всю ширину ступеньки. Но старая стремянка скрипела и шаталась на неровном полу, будто собиралась рассыпаться на запчасти. Костян вцепился в нее руками, чтобы удержать от падения, но тут в барак вбежал дежурный и гаркнул так, что уши заложило:

– Всем построиться. Чугур идет.

Колька опустил валик вниз, поправил на площадке ведро с краской. Огородников отступил в сторону, одернул куртку и, сорвав с головы шапку, крепко сжал ее в кулаке. Вытянулся в струнку и сделал морду ящиком. Колька замешкался наверху. Он не знал, куда положить палку с валиком, чтобы не запачкать краской спинки коек. Наконец пристроил свой инструмент на площадке рядом с ведром, стянул брезентовые рукавицы.

Чугур быстро вошел в барак, бросил взгляд на потолок, на Кольку, замершего на стремянке с испуганным видом. Дежурный и Костян застыли по стойке смирно.

– Ты чего там, Шубин, замерз? – крикнул Чугур, подходя вплотную к лестнице. – Особое приглашение нужно?

Колька, балансируя, как циркач, стал спускаться вниз, следя за тем, чтобы ведро не опрокинулось. Стремянка дрожала, как живая. У Кольки нога съехала со скользкой от краски ступеньки. Чтобы удержать равновесие, парень крепче ухватился за лестницу, дернул ее на себя. Ведро краски, сорвавшись с платформы, полетело вниз, подскочило, ударившись о пол, снова упало, покатилось под койку. Колька, не удержавшись наверху, грохнулся на пол и остался сидеть в белой луже, забыв закрыть рот.

Чугур не сразу понял, что произошло: белая эмаль залила его форменный мундир, брюки и надраенные ботинки. Выражение лица кума не изменилось. Лишь в глазах вспыхнули и погасли черные огоньки ярости. Чугур молча снял фуражку, рукавом мундира вытер с лица брызги краски. И встретился взглядом с Огородниковым. Тот смотрел на него серьезно, без тени насмешки. Некоторое время они ели друг друга глазами, как боксеры перед боем. Первым отвел глаза кум. Повернулся и пошел к выходу, будто ничего не случилось.

Чугур отлично понимал: рассказ о том, как его обдало краской, как эмаль испортила шикарный китель и штаны, даже на морду попала, а он утирался, словно простой смертный, станут передавать из уст в уста. Этой историей вся зона будет жить неделю, а то и месяц. Всяк на свой лад перескажет события, свидетелем которых не был, и добавит все новые уморительные подробности. Зэки будут посмеиваться ему в спину, прилепят какую-нибудь позорную кликуху. С этими тварями только дай слабину, все, спекся.

  44