Он рванулся через коридор на кухню. Подбежав к окну, не увидел ни ручки, шпингалетов, рама была намертво прибита гвоздями к оконному переплету. Стало слышно, как хозяйка и гости, о чем-то разговаривают, топают на веранде.
– Эй, проснись, – крикнула женщина, в дверь забарабанил крепкий кулак. – Просыпайся, Юра, к тебе пришла музыка.
Мальгин скинул куртку, намотал ее на руку и врезал кулаком в окно, разом пробив двойные стекла. От второго и третьего ударов вниз попадали последние осколки. Голоса за дверью стали громче.
– Посмотри в окно, – крикнул мужик. – Может, он ушел куда. Нет, слышь, что-то звякнуло. Вроде бутылка упала.
– У тебя на уме одни бутылки, – ответил голос с кавказским акцентом.
– Так ключ в замке, странно это, – возразила Тростина и тут же побежала в дальний конец веранды, заглянуть оттуда в окно большой комнаты. Она что-то крикнула мужчинам, но слов Мальгин не разобрал.
Забравшись на табурет, он согнулся, шагнул на стол, одной ногой встал на подоконник, пролез через разбитое окно, хотел спрыгнуть вниз, но сначала бросил матерчатую куртку, изрезанную битым стеклом. Оставлять ее здесь нельзя. Он прыгнул с подоконника на траву, схватил куртку и, пригибаясь, побежал вдоль дома к соседнему участку. На углу он нос к носу столкнулся с Лариком, мчащимся неизвестно куда. Не снижая скорости, на бегу, Мальгин успел развернуть корпус, отвести назад свободную руку. Он накатил противнику справа, всадив кулак в верхнюю челюсть.
Встречный удар был такой силы, что у Ларика ноги сами оторвались от земли, падая, он врезался затылком в край бочки, полной дождевой воды. Показалось, что на голову рухнуло темнеющее дождливое небо. А потом наступила тишина, из которой он сумел выбраться лишь через несколько минут. Ларчик пересел с земли на деревянную колоду, валявшуюся рядом, стараясь сообразить, что же случилось. Кажется, он попал под поезд, но руки и ноги почему-то целы. Истошный женский голос, совсем не похожий на голос Тростиной, доносился издалека. Женщина, как ошпаренная выскочила через калитку на дорогу, заметалась по проезжей части.
– Человека убили, – вопила она во всю глотку. – Зарезали. Как есть зарезали. Человека…
Тростина, заламывая руки, металась от забора к забору, стараясь сообразить, куда теперь бежать со своим горем. В винный магазин, где только что она побывала, на почту, на железнодорожную станцию или сразу в милицию. А вещи, что висят в шкафу? Как же вещи? За минуту не сообразишь.
– Человека зарезали…
К тому времени Мальгин перескочил соседский забор, добежал до машины и сев за руль, рванул в глубину переулков старого города.
***
В ночном клубе «Последнее пристанище» Елисеев оказался около полуночи. Он оставил машину с водителем на стоянке, а сам в сопровождении телохранителей спустился по длинной лестнице в увеселительное заведение, стилизованное то ли под бункер, в котором можно переждать атомную бомбардировку, то ли под крытую тюрьму особого режима. Охранники на дверях посмотрели на Елисеева и его телохранителей, одетых в приличные костюмы и светлые сорочки, как на зачумленных. Хорошим тоном, образцом изящного вкуса здесь считались драные джинсы, грязноватая толстовка и засаленные патлы.
Усадив трех телохранителей возле двери в служебное помещение, Елисеев занял дальний столик в темном углу, посмотрел на часы. До встречи с Барбером оставалось минут десять. Официант, нетрезвый молодой человек, накачавшийся еще с утра какой-то дури, небрежно бросил на стол меню и карточку вин, пробормотал что-то нечленораздельное и развинченной походкой удалился в подсобку, чтобы ширнуться еще раз. Осмотревшись по сторонам, Елисеев решил, что попал в настоящий притон, гадюшник, куда знают дорогу одни наркоманы. В длинном подвале было сыро и темно, по залу слонялись личности, похожие на бомжей. На эстраде квартет музыкантов играл кислотный джаз, мужики выдували беспорядочный набор звуков, который можно воспринимать, если сам зацепил пару доз героина, не меньше. Пахло травкой, из сортира несло блевотиной.
Какой– то хипарь, не прячась от охраны, готовил себе косяк. Из спичечного коробка отсыпал на стол мелкие соцветия марихуаны, выпотрошил «беломорину» и стал пальцем перемешивать табак и анашу. Видимо, травку здесь за наркотик не считали. Спутница хипаря, девица с распущенными волосами, достающими до задницы, в своем полупрозрачном платье телесного цвета, казалась совершенного голой. Нижнее белье она не носила то ли из принципа, то ли из соображений экономии. Откинувшись на спинку стула, она склонила на бок голову, вытянула ноги и пускала изо рта тягучую слюну, готовая скатиться под стол, в лужу неизвестного происхождения. То ли ее хипарь разлил бутылку вина, то ли не сходя с места, расстегнул штаны и помочился. Испытывая приступ тошноты, Елисеев, чтобы чем-то себя занять, раскрыл меню, пробежал взглядом названия блюд.