Автоматные очереди, ударили сразу с нескольких точек. Пули сбили с потолка люстру, вырвали дверцы шкафа. Барбер, ухватив стол за ножки, опрокинул его на пол, столешницей к окну. Но это была никудышная защита. Шанин вжался в простенок между окнами, ожидая, когда стрельба прекратится, и он сможет ответить. Выбрав момент, дважды пальнул из карабина. Кажется, на этот его задели, кровь сочилась из простреленного бока, стекала по бедру. Пальба возобновилась с новой силой. Пули разнесли переплет окна. Шкаф развалился надвое, зеркало на стене взорвалось, как граната, острые осколки хлестнули Барбера по спине и шее, что-то воткнулось в веко правого глаза, больно, будто оса ужалила. «Не стреляйте, – кричал Барбер. – Прекратите. Не стреляйте». Его голос тонул в треске автоматных очередей.
Единственный, кто мог спастись в этой мясорубке, это Вадим Соловьев. Он спал в мансарде, оттуда можно выбраться через окно на крышу, перелезть на сенной сарай, а там задами драпануть, куда глаза глядят. Но по неопытности Соловьев сделал самое глупое из того, что можно было сделать. По лестнице он стал спускаться на первый этаж, чтобы выяснить из-за чего понаехали менты и что, собственно, они хотят. Когда Соловьев, пригнувшись, сбегал по последнему второму пролету лестницы, автоматная очередь ударила его по ногам, молодой человек кувырком полетел вниз. И на лету поймал еще пяток пуль. Минут десять он лежал под лестницей и дышал, ждал, что кровотечение горлом успокоится. Барбер подполз к нему, и замер, не зная, чем тут можно помочь.
«Больно», – сказал Соловьев. «Потерпи, скоро станет легче, – соврал Барбер. – Кончат стрелять, и я тебя перевяжу». Соловьев смотрел в потолок. «С тобой было лучше, – прошептал он. – Лучше, чем там… В моей тухлой конторе. Мы хорошо повеселились, правда?» Он не договорил, дыхание превратилось в предсмертный хрип. Барбер неподвижно лежал на полу, голым телом чувствуя, как под ним растекается теплая кровь Соловьева. Должен быть какой-то выход. Но выхода не было. Если залезть в погреб, не оставишь себе шанса. Когда менты войдут в дом, туда без долгих разговоров бросят пару гранат. И на том остановка. Все окна избы простреливаются, по лестнице вверх не подняться. Значит, остается лежать, как лежал, и ждать смерти.
Шанина зацепила еще одна пуля, окровавленный с подбородка до самых ступней, он, пошатываясь, стоял в простенке. До последнего надеялся забрать с собой на тот свет еще хоть одного мента. Когда стрельба стихла, он высунулся в окно и, не успев нажать на спусковой крючок, получил две пули. В сердце и в левый глаз. Карабин выпал из рук. Шанин рухнул на пол с такой силой, что разломанные пулями лестничные перила совсем отвалились. Минуты две стояла тишина. Затем стал надрываться матюгальник. Барбер лежал и думал, что менты получили приказ не брать их живыми. Умирать не хотелось, но иначе, видно, нельзя.
Через четверть часа собровцы в бронежилетах и касках, вломились в дом. Барбера, залитого кровью, неподвижно лежавшего на полу, приняли за жмурика. Позже разобрались, что к чему, но убивать не стали. Позволили умыться, надеть рубашку и штаны. В погребе под грудой проросшей прошлогодней картошки опера нашли семь килограммов тротила в фабричной упаковке, а в спальне под кроватью десять грамм наркоты в пакетике, завернутом в женский подследник. Откуда в доме взялось все это дерьмо, Барбер не знал и по сей день.
***
Как выяснилось позже, Шанин насмерть прихлопнул одного мента, двух серьезно ранил. Отвечать за все придется Барберу. Суд состоялся через семь месяцев. Главным свидетелем обвинения выступал Штопор и та некрасивая расплывшаяся баба с базедовой болезнью, что выла в ванной комнате, пока ей не заткнули пасть грязными носками. Оказалось, что женщина вовсе не мать и не домработница, а законная супруга пострадавшего.
Штопор рассказал, что Барбер и покойный Шанин, вышли на него по наколке дружкой уголовников, узнавших, что потерпевший имеет кое-какие накопления в валюте. Подсудимый изощренно истязал его в течение нескольких часов, спустил кожу со спины, избив рояльной струной, воткнули в ляжку гвоздь, а также пытался продырявить ухо заточкой. Во время этой экзекуции преступники общались между собой, вели весьма откровенную, даже непринужденную беседу, из которой Штопор понял, что они готовят террористический акт, оплаченный одной из этнических преступных группировок. Хотят взорвать машину, начиненную взрывчаткой, припарковав ее рядом с одним из правительственных зданий. Барбер сидел в клетке на жесткой скамье и равнодушно слушал этот лепет.