17 
— А ты послушай, дышит она или нет, — Килла прятался за спиной Кота.
— Да ты сам послушай.
Кот попятился назад, задернул занавеску, решив про себя, что они попали в дом покойника. Видимо, старуха еще вечером истопила печь, почувствовала себя худо, сил не хватило даже фитиль в лампе задуть. Она доковыляла до закути за печкой, легла на полати, скрестив руки на груди. Видно, чуяла приближение смерти, молилась. И прожила еще час или того меньше. Бог ее прибрал.
— Давай лекарства, что ли, искать.
Переставив керосиновую лампу на полочку, Кот подошел к самодельному фанерному шкафчику, крытому морилкой, стал выдвигать ящики, надеясь найти склянки с лекарствами. Но попадалась лишь сушеная трава в пакетиках, связки каких-то корешков, баночки с мазями неизвестного свойства. Рама сидел на лавке, положив себе на колени голову Димона. Надо бы скинуть промокшую куртку, стащить с себя носки и ботинки, полные воды. Но от усталости, разлившейся свинцом по телу, он не мог и пальцем пошевелить. Димон больше не подавал голоса: то ли забылся сном, то ли снова потерял сознание. Килла шарил по столу, хватал все, что подворачивалось под руку, и, засовывая в рот, работал челюстями. Наворачивая хлеб и холодную картошку, запивал еду травяным настоем из бутылки.
— Ой, горькая, бля, — повторял он. — Ой, бля, горькая…
Кот отступил от шкафчика, решив, что поиски лекарств в этой избе — дело дохлое. Когда совсем рассветет, нужно пробежаться по деревни, от дома к дому. Возможно, тут есть медпункт или живет какой-нибудь врач-пенсионер. Услышав тихие шаги за спиной, Кот вздрогнул. Килла, отскочив от стола, оглянулся, выпучив глаза, замер на месте. Посередине комнаты стояла мертвая старуха. Для покойника она выглядела очень даже неплохо. Румянец на щеках, кожа гладкая, зубы свои, не вставные.
— Отвар-то я напрасно оставила, — Собачиха показала пальцем на бутылку с травяным настоем, которую успел ополовинить Килла. Оглянувшись, посмотрела на Ошпаренного, вытянувшегося на лавке. — Не подох еще?
Кот, на минуту потеряв дар речи, беззвучно зашевелил губами.
— Ну, чего вам нужно? — спросила Собачиха. — Грабить пришли?
Через несколько минут хозяйка выставила непрошеных гостей в сени, оставив в натопленной комнате только раненого Димона. Растопив железную печку, парни улеглись вокруг нее на соломе, твердо решив вздремнуть хоть часок. Но не прошло и четверти часа, как тишину разорвал дикий крик Ошпаренного.
— А-а-а-а… Ма-ма-ма…
— Чего она с ним делает? — Килла, открыв глаза, сел, прислушался. — Может, пойдем посмотрим?
— Ага, тебя там только не хватало, — покачал головой Кот.
— А-а-а-а, — надрывался Димон.
— Орет, значит, живой, — сказал Рама, снова лег на солому и с головой накрылся худым одеялом.
Глава четвертая
Следователь Суслин вытащил из папки тонкую стопку фотографий, положил перед Вадиком.
— Вот еще, взгляните.
Снимки черно-белые, сделаны ночью или поздним вечером при помощи фотовспышки. Женщина в кожаном полупальто с меховым воротником лежит на мокром асфальте, раскинув в стороны руки. Пальто распахнулось, шелковая косынка замазана чем-то черным. Светлые волосы похожи на грязные сосульки. Рядом на асфальте раскрытая сумочка на длинном ремешке, вывалились какие-то бумажки, мобильный телефон и записная книжка. Лицо залито кровью, на шее ниже подбородка темная продолговатая дыра.
— Снова не узнали? — следователь улыбнулся. — Нефедова, она самая. Правда, на этих карточках выглядит паршиво. Девять дней назад ее ударили ножом на Мосфильмовской улице. Ударили сзади, в спину. Точно под ребра. А потом, когда она упала, перерезали горло и пищевод.
— Зачем вы мне показываете карточки? И зачем все это рассказываете?
Не ответив, Суслин поднялся на ноги, шагнул к порогу, распахнув дверь, высунулся в коридор. Вскоре перед Вадимом предстал долговязый парень лет двадцати с чумазой мордой, одетый в латаное тряпье со свалки. И воняло от него так, будто молодой человек только что вылез из помойки. Суслин, усадив оболтуса на стул, что-то пошептал ему на ухо, уселся на прежнее место и, показав пальцем на Вадима, спросил, знает ли гражданин Бубнов Павел Иванович этого человека.
— Черт его поймет, — Бубнов подался вперед, щуря сволочные водянистые глаза, долго всматривался в лицо Вадима. — Ну, не могу точно сказать… Слишком темно было. И бегал он быстро. Раз — и все. Нырнул в темноту. Только пятки засверкали.
17 
