«Отлично, все хорошо», – сказал Денисов, закончив эту работу, сгреб ненужные коробки с патронами обратно в пакет, засек по ручным часам время и взялся за ножовку. Он работал сосредоточенно, стараясь не перекосить полотно, но, несмотря на все старания и аккуратность, полотно лопнуло уже через десять минут. Выругавшись вслух, он натянул новое полотно, смазав его машинным маслом, капнул несколько капель в зазор, образовавшийся после начала распиловки на стволе ружья.
Поплевав на ладони, он снова взялся за дело и уже не останавливался больше ни на минуту, пока все не закончил. Отложив ножовку, он прошелся напильником по мелким шероховатостям обрезанного ствола и приклада, взглянул на часы, вся работа заняла пятьдесят минут. Денисов измерил длину обреза рулеткой, сорок два сантиметра, подходяще. Сунул отпиленный ствол и приклад в пакет с ненужными патронами, убрав целлофановый пакет обратно в тайник, придвинул верстак к стене.
После смерти Кудрявцева Денисов больше не чувствовал себя в безопасности, он знал, что часы пущены, его время пошло. Конечно, и обрез «Ремингтона» и ТТ под водительским сиденьем «Жигулей» – слабая защита, говоря честно, и вовсе никакая это не защита, а только дополнительная опасность, готовые пять лет срока, если какой-нибудь наряд милиции вдруг вздумает остановить и обыскать машину. Оружие вряд ли защитит, если бандиты, чьей протекцией пользовался Кудрявцев, начнут наступать на пятки. С ментами ещё можно расстаться полюбовно, ничто человеческое не чуждо милиции, бандиты же короткую разборку с ним закончат на Хованке.
Размышляя, Денисов вытер со лба пот носовым платком. Теперь он чувствовал, какая в гараже духота, чувствовал, как прилипает к спине рабочая куртка. Он сдул на пол с верстака маленький холмик металлической пыли, зарядил в оба ствола обреза дробь четыре ноля и, обернув «Ремингтон» мешковиной, сунул его в багажник «Жигулей», в задний угол, за запаску и инструменты, туда же бросил отобранные коробки с патронами, прикрыл все это ветошью. Открыв засов на воротах, Денисов сходил к торчавшему из асфальта крану, разделся до пояса, вымылся холодной водой, не замечая мелкого дождика, обтерся полотенцем.
* * *
День клонился к вечеру, а впереди оставались ещё кое-какие дела, не очень важные, но на потом их не отложишь. Надев пиджак, Денисов сладко потянулся и сел за руль. Странное дело, большое беспокойство вызывал сейчас этот бывший мент Мельников. Эта странная встреча на бульваре два дня назад. Когда-то в школе Денисов изучал теорию вероятности. Эта теория почти не оставляет места в жизни случайностям. Нет, эта встреча не была случайностью. Оставайся Мельников ментом, все встало бы на свои места: пасет его, Денисова, взял, так сказать, шефство. Но Мельников давно ушел из милиции. А может, только говорит, что ушел? Но если действительно ушел, ситуация запутывалась. Что ему тогда надо? Что он хочет от Денисова? Мельников что-то знает о прошлом Денисова? Или о настоящем? Попытается его шантажировать или стукнет своим друзьям с Петровки? По старой памяти стукнет.
Денисов уже несколько раз воспроизводил тот самый разговор в салоне «Жигулей», когда Мельников вдруг предложил подвезти его до дома и ему, Денисову, не оставалось ничего другого, как с благодарностью согласиться. А ведь в тот вечер у него были совсем иные планы, и домой он ехать не собирался, но сел и поехал вместе с Мельниковым, Разговор как разговор, вроде ничего особенного, обычная трепотня двух соседей, у одного из которых возникли неприятности. Кем бы Мельников сейчас ни работал, чьи бы интересы ни представлял, свою пулю он заслужил, выпросил. «Только не надо торопиться, только не заводись – сказал себе Денисов. – Этот бывший мент никуда не денется, его всегда можно достать».
Поставив машину перед окнами своей квартиры, Денисов наскоро пообедал в обществе тетки, молча созерцавшей его скромную трапезу. Проглотив плохо разогретые котлеты, он заварил в чашке растворимый кофе, достал сигарету и, скомкав в кулаке пустую пачку, бросил её в мусорное ведро. «Что там сказал профессор Синенко насчет питания?» – подумал он, уставившись глазами в теткину спину, полусогнутую над кухонной мойкой. Пустив из крана воду, она сосредоточенно мыла оставшиеся после обеда грязные тарелки.
– Тетя, обождите с посудой, позже домоете, когда я уйду.
Тетка обернулась на него через плечо, выключила воду и поставила чистые тарелки в сушку. Вытерев руки посудным полотенцем, села на табурет через стол от племянника, посмотрела на него бесцветными водянистыми глазами. Это был странный взгляд, полный то ли сожаления, то ли грусти. Денисову на секунду показалось: все слова, что он теперь собирается сказать тетке, она уже знает наперед, ею раскрыты все его самые дальние планы.