– Попей, милая, – растянула она в улыбке серые губы. – У тебя жар был. Но сейчас получше.
Джейн хотела улыбнуться в ответ, но не смогла. Припала губами к краю чашки, сделала первый глоток и медленно выпила все молоко.
– Где я? – спросила, отдавая старухе пустую чашку. – И чем так вкусно пахнет?
– Хлебом, дочка, пахнет. Только из печки его вытащила. Хочешь хлеба?
– Очень хочу.
– Тебе горбушку?
Старуха не услышала ответа, потому что Джейн уже крепко спала.
Некоторое время назад
Три свободных дня, которые Джейн вместе с дочерью Кристиной хотели провести вместе, оказались заполненными бесконечными телефонными переговорами с Москвой. Накануне Джейн пригласила свою новую подругу Лайзу к себе домой, чтобы вникнуть в ее проблему с усыновлением русского мальчика. Полдня Джейн перезванивалась со своим другом адвокатом Дмитрием Радченко. Говорила с еще одним известным человеком, правозащитником, членом Хельсинкской группы, со старым приятелем, который поддерживал знакомства с российскими чиновниками высокого ранга.
Лайза отправила мужа в гостиницу, чтобы не мешал, а сама ни на минуту не отходила от Джейн. Слушала все разговоры, прижимая к уху трубку параллельного телефона. Когда беседа подходила к концу, взрывалась эмоциями. Обхватывала ладонями голову и кричала в потолок, обращаясь то ли к Создателю, то ли к соседям из верхней квартиры:
– Вот видишь, они не дают мне усыновить ребенка, хотя на моей стороне закон. Их чертов закон тоже на моей стороне. Все говорят так. И юристы, и эти долбаные правозащитники. Но ребенка я не могу забрать.
– Успокойся. – Джейн повторяла банальности, что слышала от отца еще в детстве. – Из любого положения есть выход. Мы обязательно что-нибудь придумаем…
Но Лайза не хотела ничего слушать. Она плакала, пересаживалась из кресла в кресло, бродила по квартире. И снова плакала.
– Каждый раз у них новая причина, – причитала она. – Каждый раз… Они говорят, что ребенку нужно пройти медицинское освидетельствование. Нужно заключение авторитетной комиссии, что у мальчика действительно ампутирована рука. Через месяц нужно еще одно заключение другой комиссии – что ампутированная рука за две недели не отросла. Им нужна справка, что органы ребенка не подвержены регенерации. О-о-о-о!.. Это издевательство! Надо мной, над Cтивом, а главное, над ребенком. Коля за свою короткую жизнь видел столько плохого, что за три жизни не увидишь.
– Послушай меня. – Джейн старалась, чтобы голос звучал ровно. – Я взялась за дело, значит, результат будет. То есть я сделаю все, чтобы результат был. В лепешку расшибусь, но сделаю, что смогу. Ты должна мне верить.
– Ты сама говорила, что больше не поедешь в Россию. Один раз ты там чуть было не погибла и дала себе слово не возвращаться назад. А без тебя ничего не получится. Господи… По русским законам иностранцы не имеют права усыновлять здоровых детей, только тяжелобольных, на которых не претендуют русские усыновители. Но мне не дают даже этого несчастного инвалида.
– Я знаю, знаю, – кивала Джейн.
– У мальчика была первая группа инвалидности. Но в тот момент, когда мы со Стивом прошли уже все круги ада, назначили новую комиссию. Врачи, мать их, определили, что у Коли не первая, а вторая группа. Значит, иностранцы не могут его усыновить. Когда мы вернулись обратно последний раз, у меня был нервный срыв. Я две недели не вставала с кровати. Думала уже, что так и сдохну…
– Если надо, я вернусь в Россию, – твердо проговорила Джейн. – Я хочу помочь. И сделаю все… – Она замолчала, так как понятия не имела, чем именно сможет помочь.
К вечеру второго дня Лайза, уставшая от своих криков и слез, выпила две таблетки снотворного и уснула на диване.
Джейн села к письменному столу, положив перед собой лист бумаги, нарисовала на нем круг, вписала в этот круг имя «Коля». Ниже мелким разборчивым почерком коротко написала все данные, что удалось узнать.
Мать Коли, некая Елена Степанова, родила ребенка, отбывая тюремный срок за убийство. По данным следствия, она нанесла множественные ножевые ранения пятидесятилетнему Ивану Лаптеву, у которого снимала комнату. Свидетелем обвинения стал некий Парфенов, друг потерпевшего. По версии следствия, двое мужчин играли в карты. Якобы в соседней комнате послышался какой-то странный шум, и Лаптев пошел посмотреть, что происходит.
Через несколько минут раздался ужасный крик, за ним другой крик, уже слабее. Когда Парфенов вбежал в соседнюю комнату, его друг плавал в луже крови, пытаясь ладонями зажать чудовищную рану в животе. А квартирантка с перекошенным от злобы бледным лицом стояла у противоположной стены, сжимая в руке нож с бурым от крови лезвием.