По левую руку косенькая вывеска «почта», прибитая над дверью глинобитного одноэтажного дома. Толкнув дверь, Решкин вошел в тесное и душное помещение. За конторкой стена, сверху донизу завешанная полуистлевшими плакатами и афишами кинофильмов, выходивших в прокат лет пятнадцать назад. За деревянной конторкой русская женщина неопределенного возраста. Черный рабочий халат, газовый желтый платочек вокруг шеи. Почтальон изучала журнал с выкройками простенького платья. Она посмотрела на посетителя без всякого интереса и зевнула, широко распахнув пасть, полную железных зубов.
В пыльную витрину, выходившую на площадь, билась жирная муха.
– А у вас всегда так? – Решкин встал у конторки, уперевшись локтями в прилавок. – Так тихо?
Женщина равнодушно пожала плечами.
– А кому тут шуметь? Сейчас все на работах в поле. Народ возвращается, когда стемнеет.
– А клуб, смотрю, закрыт. Что фильмы не крутят?
– Фильмы крутили, когда я была еще молодая, – ответила почтальон. – Тут буфет был, даже пиво привозили.
Через пару минут выяснилось, что с почты можно сделать междугородний звонок, но ждать, пока соединят, придется долго, возможно, часа полтора, а то и все два. С телеграммами все проще, надо только текст написать.
– Тогда давайте два бланка, – кивнул Решкин. – Одну телеграмму в Москву, другую в Астрахань.
Не отходя от стойки, он опустил кончик перьевой ручку в чернильницу, с грехом пополам накарябал адрес астраханского УФСБ. Вздохнул, покусывая губу, стал по слогам разбирать каракули Колчина, выведенные на серой бумаге, испещренной газетным шрифтом.
– А вы откуда приехали? – подала голос почтальон.
За целый день сюда пришло пять или шесть посетителей, но все не по делам, а так, языком почесать. Последние два часа никто не заглядывал, это время почтальон одна высидела в жаркой будке с витриной, изучая выкройку и разговаривая сама с собой. Теперь хотелось переброситься словом с живым человеком.
– Случайно не от Дашмана путь держите?
– От какого еще душмана? – переспросил Решкин, отрываясь от телеграммы. – Не понял. Лично я никаких душманов тут не встречал, если не считать тех, что в милицейской форме.
– Это поселок такой, Дашман, – сказала почтальон. – У меня там муж работает до конца осени. Электриком временно устроился. Кошары для овец строят, нужно свет подвести.
– А, вот оно что. Нет, мы из Астрахани, – Решкин подумал, что неэтично называть себя во множественном числе, все-таки он не покойный Император всея Руси. – То есть я из Астрахани. По делу тут, землемер.
Решкин сердито глянул на разговорчивого почтальона, отвлекавшего от дела, обмакнув перо в чернильницу, склонился над бумагой. Периферическим зрением он уловил какое-то движение на площади. По другой стороне мимо магазина и клуба пробежал голоногий мальчишка в майке, зашитой между ног, за ним промчалась кем-то напуганная собака. Поднялась пыль, будто за домом проехала или остановилась машина. Решкин покрутил головой, стараясь понять, что происходит.
Он увидел человека в голубой рубахе и фуражке, человек высунулся из-за угла, сделав короткую перебежку, с разбега брюхом повалился на землю, спрятавшись за фонарным столбом. Выставил вперед ствол автомата, кажется, целил прямо в голову Решкину. Второй мент, низко пригибаясь к земле, побежал вправо, к магазину, миновав дверь, упал за деревянными ступеньками навсегда закрытого клуба. Менты не те, что остановили их на дороге, а затем заткнули в камеру с земляным полом. Эти местные, определил Решкин. С улицы что-то закричали, Решкин разобрал лишь слово «руки». Затем дважды пальнули в воздух.
– Ложись на пол, – крикнул он почтальону, не сомневаясь, что огонь откроют без предупреждения. Ментов меньше всего волнует, что на почте помимо предполагаемого преступника или преступников окажутся посторонние люди. – Ложись. Дура, ложись…
Выстрелы грянули, когда Решкин еще не успел закончить фразу. Разлетелась мутная витрина, пули навылет прошили фанерную стойку. Бланки телеграмм, сложенные стопкой с другой стороны конторки, разлетелись по сторонам. Вторая автоматная очередь разнесла в щепу, затем сорвала с петель входную дверь. Пули посекли стену, украшенную выцветшими от времени плакатами и афишами. Разбили большой стеклянный плафон, укрепленный на потолке, повалили открытый мешок с луком, стоявший в углу. Сверху посыпались куски глины и мелкие стекляшки. Решкин, вжавшись в пол, накрыл голову ладонями. Он видел, как из-под фанерной перегородки показался тонкий кровавый ручеек. Видно, почтальон, прячась от пуль, так и не упала на пол. Она и сообразить ничего толком не успела, когда ударила первые выстрелы.