33 
Спустившись с крыльца и прикурив сигарету, Медников привычно бросил взгляд за спину, хотя понимал, что слежки за ним нет и быть не может. Отсюда, со стороны главного входа в санаторий, улица просматривалась из конца конец. Нет ни одного пешехода, потому что нормальные люди сейчас сидят дома или маются на работе. До места встречи, кафе, находящимся на полдороге между санаторием и гостиницей, можно дошлепать двумя путями. Выбрать дальнюю дорогу, поплутать по городским переулкам, ещё раз проверив, нет ли слежки, или пройти вдоль побережья. Медников свернул к морю, неторопливо зашагал по асфальтированной дорожке, проложенной по песчаному пляжу. Он наблюдал, как у береговой черты кружится стая чаек, выискивая в воде мелкую рыбешку.
Почти все кафе, собиравшие весьма скромную выручку даже летом, сейчас оказались закрыты. За железной оградой под дождем ржавели примитивные детские аттракционы, какие-то карусели с лошадками, механические качели. Небольшое колесо обозрения, кажется, готово от резких порывов ветра сорваться с креплений и покатиться прямиком в бурное море. Будка кассы, заколоченная досками, напоминала заброшенный дачный сортир. Навстречу не попалось ни души.
Когда он, преодолев два пролета крутой лестницы, забрался на высокую террасу кафе, через стекло заметил, что Дэвис уже на месте, сидит у окна, попивая из высокого стакана какое-то безалкогольное пойло. Англичанин на дух не переносил спиртное, зато выкуривал в день не меньше двух пачек сигарет. Распахнув дверь, Медников вошел в помещение. Кроме англичанина здесь, утроившись за дальним столиком, торчали три старика, то ли финны, то ли шведы. Пожилые господа неторопливо, со скандинавской основательностью нагружались коктейлями и водкой, разбавленной лимонным соком, твердо решив вернуться в санаторий на бровях. Так было вчера, так будет и сегодня. Какой к черту отдых, если ты не пьян.
Видимо, гардеробщика уволили из кафе за ненадобностью. Медников снял и повесил на деревянную вешалку плащ и кепку, остановившись возле зеркала, пригладил волосы ладонью. Играла тихая музыка, за стойкой топтался, подкручивая седые усы, пожилой бармен в бордовой жилетке и светлой сорочке.
Медников помахал рукой Дэвису, мужчине лет тридцати пяти, одетому в серую спортивную куртку и темные брюки. Бледное вытянутое лицо, тяжелый подбородок. Если бы не вьющиеся черные волосы и тщательно подстриженные усики, он мог бы сойти за эстонца. Неторопливо дошагав до стойки, Медников заглянул в карту вин и спросил сто пятьдесят молдавского коньяка пятилетней выдержки.
– Музыка у вас хорошая, – сказал он бармену по-русски. – Мне нравится джаз. Погромче сделать нельзя?
– Разумеется. Пожалуйста. Но понравится ли громкая музыка вон тем господам? – бармен кивнул на стариков скандинавов.
– Этим что ли? – поморщился Медников. – Понравится.
Он положил на блюдечко плату за коньяк и добавил ещё пару мятых купюр. Здесь не Москва, бармены народ неизбалованный. И вообще в этой дыре, в стеклянном кафе на побережье, легче сгнить заживо, чем получить приличные чаевые. Бармен сгреб деньги, шагнул к стереосистеме и крутанул чуть не до упора ручку громкости. Медников подсел к столику Дэвиса, но руки англичанину не протянул, только кивнул головой.
– Как устроились в вашем санатории? – Дэвис бегло говорил по-русски, акцент почти незаметен.
– Прекрасно, – Медников вспомнил сырой тесный номер, унылый пейзаж за окном и стариков прибалтов у телевизора в холле, провожающих его холодными насмешливыми взглядами. – Лучше ещё не случалось. В прошлую нашу встречу вы оставили мне около сотни вопросов. Ваш вопросник с моими ответами найдете на городской автобусной станции. Нужно перейти через мост и дальше прямо.
Музыка лилась из высоких колонок стереосистемы, расставленных в темных углах. Медников назвал номер ячейки автобусной станции и её код. Он говорил тихо. Разобрать слова можно было, наблюдая за движением губ.
– Хорошо, – Дэвис потянул из стакана через трубочку фруктовый напиток. – Мое руководство обеспокоено самоубийством дипломата Никольского
– Пока беспокоиться рано. Я сожалею только о том, что потерян ценный источник информации. Отец Никольского, как вы знаете, большая величина в Генеральном штабе. Он приносил домой очень важные документы с грифом «совершенно секретно». Старик после смерти жены стал рассеян и забывчив. Ну, а сын по моему указанию пользовался этими слабостями. Фотографировал документы, передавал пленки моему доверенному лицу, которого вы знаете как Дьякова. Ну, и так дальше, по цепочке. Никольский получал денежное вознаграждение от МИ-6. Между нами говоря, вы могли бы увеличить его гонорары. Ведь он снабжал вас совершенно уникальными сведениями. Впрочем, теперь денежные счеты не имеют смысла.
33 
