— А-а-а… — Не в силах придумать с ходу хлесткий, достойный ответ, она смотрела в заднее стекло стоящей впереди машины. На стекле болталась мягкая игрушка на присоске — кошка. Кошка улыбалась ей. Водитель следующей в очереди машины нетерпеливо нажал на клаксон, и Санни медленно подъехала к окошку раздачи.
— Вот и все, что ты можешь сказать? — язвительно спросил он, поворачиваясь к ней. — Только «А-а-а»?
— Я… не знаю, что…
— Двенадцать семьдесят пять! — прокричал парень в окошко, протягивая ей белые бумажные пакеты.
— Что?
Парень закатил глаза:
— Двенадцать семьдесят пять! Поживее, дамочка!
— Извините. — Санни схватила пакеты и бросила их Джейкобу на колени.
Он выругался: горячо! Санни протянула парню двадцатку и, не дожидаясь сдачи, подрулила к ближайшей стоянке, где и затормозила.
— По-моему, ты обожгла мне…
— Извини, — сухо отрезала Санни. Из-за того, что она чувствовала себя дурой, она напустилась на него: — Сам виноват! Нашел где признаваться в любви — в очереди у закусочной быстрого обслуживания! Ты что же думал, я брошусь тебе на шею, хрустя маринованным огурчиком?
— С тобой как на вулкане! — Он порылся в пакете и швырнул ей гамбургер, завернутый в станиоль.
— Со мной?! — Она развернула гамбургер и откусила большой кусок. Однако в животе по-прежнему екало. — Это со мной как на вулкане?! А с тобой как, Хорнблауэр? То готов мне голову откусить, то признаешься в любви, то швыряешься!
— Заткнись и ешь. — Он сунул ей бумажный стаканчик.
Пусть он себе лучше язык откусит в следующий раз, когда захочется признаться ей в любви! Он сам не понимал, что на него нашло. Наверное, бензиновые испарения повлияли. Ни один мужчина в здравом уме не влюбится в такую упрямицу. Хочется верить, что с его разумом, несмотря на воздействие Санбим Стоун, ничего не случилось.
— Кажется, только что ты слезно просил, чтобы я с тобой поговорила, — заметила она, засовывая в напиток соломинку.
— Я никогда никого не прошу… тем более слезно.
Она развернулась к нему; глаза злорадно сощурились.
— Захочу — и будешь просить!
Джейкобу захотелось ее задушить: он понимал, что она права.
— А я думал, мы будем есть на ходу.
— Я передумала, — сухо ответила она.
Она так дрожала, что сейчас не смогла бы проехать и десяти метров. Но будь она проклята, если покажет ему свою слабость! Ей захотелось лягнуть его, но в машине это было невозможно. Тогда она отвернулась и стала смотреть вперед.
Санни ела и про себя ругала его за то, что испортил ей аппетит.
Подумать только — он признается ей в любви в очереди за гамбургерами! Очень стильно, очень возвышенно. Она побарабанила пальцами по рулю и не удержалась от вздоха. Романтично — сил нет!
Она осторожно покосилась на него. Застывший профиль, стальные глаза. Она видела его и в куда более взбешенном состоянии, но сейчас они слишком близко. И вдруг его лицо и даже его раздраженное молчание чрезвычайно растрогали ее. Через двадцать лет она улыбнется, вспомнив, как он произнес самые главные в жизни слова в самый первый раз!
Она с трудом встала на колени и обвила его шею руками. Он ахнул от неожиданности: она облила его холодной газировкой.
— Санни, черт тебя побери, из-за тебя я весь мокрый!
Он заерзал на сиденье, но, когда она прильнула к нему губами, сразу затих. Он почувствовал, как она смеется. Ему хотелось притянуть ее ближе, но мешал рычаг коробки передач.
— Ты это серьезно? — спросила она, отряхивая его колени.
Если она думает, что все так легко сойдет ей с рук, она ошибается.
— Что — серьезно?
— То самое! Ты сейчас говорил серьезно?
Он с трудом стащил ее с кресла и посадил себе на колени — нарочно на то самое место, куда она пролила воду.
— Когда именно?
Она досадливо вздохнула, но тут же снова обняла его за шею.
— Ты сказал, что любишь меня. Ты серьезно?
— Может быть. — Он запустил руку ей под куртку, но там оказалась толстая фланелевая рубашка. — А может, я просто хотел завязать разговор.
Санни укусила его за ухо.
— В последний раз спрашиваю, Хорнблауэр. Ты серьезно?
— Да. — Боже, помоги им обоим! — Опять хочешь поссориться?
— Нет. — Она потерлась о него щекой. — Я не хочу с тобой ссориться. Во всяком случае, сейчас. — Последовал глубокий вздох. — Мне страшно.
— Мне тоже.