90 
«Молодец, – сказал Швыгун, запирая деньги в сейф. – По итогам месяца получишь хорошую премию». Обещанную премию Бирюков не получил, потому что опера, нагрянувшие в офис, заковали его в наручники и отвезли в ИВС. Оказалось, последний должник накатал заявление в милицию, обвинив не Швыгуна, а Бирюкова во всем происшедшем. Дело сшили за неделю. Следователь, мальчишка только что переведенный наверх из какого-то захолустного поселка, не мог позволить себе, чтобы его первое дело развалилось. После долгих раздумий и разговоров с более опытными коллегами, он предъявил статью «вымогательство», а не «грабеж». «Советую соглашаться и написать явку с повинной, – сказал следователь. – Иначе я переквалифицирую статью. И получишь верную десяточку». Бирюков подумал минуту и накатал явку с повинной, решив, что четыре года колонии – это, конечно, не праздник, но все же лучше, чем десятка.
За время пребывания Бирюкова на зоне, Вера оформила развод и выскочила за Тофика Варганяна, романчик наклевывался еще в ту пору, когда бывший муж был свободным человеком. Дела Варганяна не шли, а прямо перли в гору, Вера стала совладельцем его магазинов и решила не разменивать «двушку» Бирюкова, потому что прибавлять еще одну комнату к уже имеющимся восьми комнатам на Кутузовском проспекте, – значит слишком мелко плавать.
– Тебе опять нужны деньги? – Вера открыла сумочку. – Сколько?
– Деньги не нужны. Я и так скоро разбогатею.
– Последнюю фразу я слышала каждый день в ту пору, когда жила с тобой. Не сбылось. Сколько нужно?
Бирюков поднялся, поставил на стол акушерский саквояж и открыл замок. Вера, привстав, заглянула в нутро чемоданчика. Снова села в кресло и присвистнула.
– Кажется, твой прогноз сбылся, – она покачала головой. – Ты действительно разбогател. Обчистил сберкассу? Ну, при твоих-то талантах…
– Здесь четыреста тысяч, – сказал Бирюков, довольным произведенным эффектом. – И мне нужно, чтобы эта макулатура полежала некоторое время в надежном месте. Не хочу использовать тебя в темную, не хочу врать. Бабки фальшивые. В обмен на них я мечтаю получить свои кровные тридцать тысяч баксов. Но болтаться по городу с этим саквояжем – пошлое занятие. У тебя полно всяких складов, подсобок, ангаров, торговых площадей. Если чемодан полежит там пару недель…
– Я как в воду глядела: ты связался с фальшивомонетчиками, – Вера, уверенная в том, что из бывшего мужа никогда не выйдет нормального человека, кажется, обрадовалась. Ее теория подтверждалась. – Оставляй свой чемодан. Но если сюда придут менты и устроят обыск, я скажу, что взяла эти деньги, потому что ты очень просил. Я, разумеется, не знала, что в чемодане фальшивки.
– Очень благодарен.
– Все, проваливай. После каждого твоего появления у меня голова неделю болит.
Вера приподняла чемодан, поставила его под стол рядом с мусорной корзиной. Бирюков встал, повернулся к двери, но остановился, словно вспомнил что-то важное.
– Кстати, ты тут заикнулась, что можешь дать немного денег взаймы. Штука меня бы устроила.
– Так и знала, что этим кончится, попрошайничеством, – Вера расстегнула сумочку. – Обойдешься двумя сотнями.
Глава пятнадцатая
Над Москвой едва занялся серенький мутный рассвет, когда Бирюков, поплутав по кривым переулкам, нырнул в арку старого дома и оказался на заднем дворе картинной галереи «Камея». Черный ход напоминал крысиную нору. Куда-то вниз спускалась заблеванная лестница с обломанными перилами и выщербленными ступенями. Соблюдая меры предосторожности, Бирюков отступил назад, к арке, прикурив сигарету, постоял, озираясь по сторонам. Хотел убедиться, что не притащил за собой кого-нибудь из ментов или из бандитов. Утро стояло свежее, из подворотни дул холодный ветер, первые прохожие еще не появились, кажется, даже птицы не проснулись.
Сегодня Бирюков провел ночь дома, он лег на диван с твердым намерением отоспаться на сто лет вперед. И все шло, как по писанному, и снились ему синее море, белокурые девушки в открытых купальниках и белый прогулочный пароходик, который дал прощальный гудок и отвалил от пирса. Телефонный звонок раздался в тот момент, когда идиллическое сновидение стало перерождаться в ночной кошмар. Белый пароходик развалился надвое и сгинул в пучине поднявшихся волн, белокурые девушки куда-то разбежались, а море сделалось горячим, темно-бордовым, словно человеческая кровь. Бирюков поднял трубку. «Это я, – сказал Архипов. – У меня чрезвычайные обстоятельства. Я не спал всю ночь, и больше не было сил откладывать этот разговор». «А который час?» – Бирюков сел на диване, сунул ноги в шлепанцы. Окна зашторены, в комнате темно, как в бомбоубежище.
90 
