— Вы, псы вонючие! Отскечь от малолетки, гниды, — вдруг услышал Мика спокойный голос паренька в хромовых сапожках. — Кому сказано, бараны?
— Тебе-то что, Лаврик? — удивился торговец фальшивой анашой.
Но «сифилитик» был более агрессивен:
— Что, блатняк, может, порежешь?!
— Могу и порезать, — нехорошо ухмыльнулся паренек. Он отложил книжку на нары, и в его руке неизвестно откуда и непонятно как вдруг появился сверкающий своим грозным великолепием настоящий финский нож.
Оба грабителя тут же отпрянули от Мики.
— То-то, бляди! Перетрухали, суки тыловые? — прохрипел безногий с орденом Славы и медалью «За отвагу». — Вшивота бздливая. Так их, Лаврик! Отрежь им ихние яйцы к свиньям собачьим…
— Сами сдохнут, сявки неученые.
Лаврик засунул нож за голенище сапога и подошел к Мике:
— Вставай, пацан. Айда на нары. Тебе прилечь надо.
Он поднял Мику с пола, попытался повести к нарам, но тот прошептал:
— Поссать бы где…
— Об что вопрос? Вот параша.
Он подвел Мику к горшку без сиденья. Мика с трудом расстегнул штаны, натужился со стоном. Моча не шла.
— О, чччерт… Что же это? — сгорая от стыда, прошептал Мика.
Лаврик крепко держал его сзади под мышки. Сказал рассудительно, со знанием дела:
— По почкам херачили. Отекло у тебя там все. Не трухай, расслабься. Постой немного — само пойдет.
— А жопу ты ему тоже будешь газеткой вытирать? — злобно закричал «сифилитик».
— Надо будет — вытру. А тебя, сучару подзаборную, заставлю эту газетку схавать. Ты какую больше любишь — «Казахстанскую правду» или «Известия»?
Но тут из Мики полилась кровавая моча. Он застонал.
— Я же говорил — по почкам, мусора вшивые, метелили, — покачал головой Лаврик.
***
Ночью, когда все уже спали, Лаврик тихо говорил Мике:
— Я не следак мусорной. Я — вор. Мне тут все ясно, как на барабане. В хату залепили скок те двое ваших кинщиков. И шматье помыли они же. А когда ныкали его на вашем заднем дворе, где-нибудь в ямке за забором, тут ты из окошка от своей пацанки и сквозанул! Родители заявились, что ли?…
Мика промолчал.
— Не колешься — твое дело. Уважаю. А дальше эти двое паскуд тебя увидели и стукнули. И ксивоту на тебя накарябали. А следаку шматье до фени. Он его и искать не будет. Ему твоя сознанка нужна с подписухой. Вот они тебя и пиздили, как мартышку. Тем более что ты уже в Каскелене чалился. А это как наколка — не сотрешь, не смоешь. Тебя отмазать некому?
Мика вспомнил папиного старого приятеля — всемогущего Большого артиста — и сказал:
— Нет. Некому.
— Ничего. Твое дело — чистяк. Если выдержишь и сам на себя варежку не раззявишь, через неделю по воле ходить будешь, — закончил Лаврик и вместо подушки положил под голову свою толстую книжку.
— Что за книжка? — спросил Мика.
— «Дон Кихот Ламанчецкий», — уже сонным голосом ответил Лаврик. — Такой принципиальный кент был — офонареть можно!..
… И снились Мике Полякову странные, дивные сны…
Ну совсем небольшой и чудесный островок в синем-синем океане!..
Под босыми ногами очень мягкий и теплый песок…
Ласковая волна накатывает на берег тихо шипящей пеной…
Высоко в небе плывут пальмовые кроны на длинных, тонких, волосатых стволах…
А вдали неземной красоты белые домики…
И Мика пытается добрести по вязкому песку к этим домикам, но…
…больно ногам, болит спина, тупая ноющая боль растекается сзади по пояснице, уходит в живот, опускается ниже, туда — между ног… И мучительно хочется помочиться!.. И Мика понимает, что сдержать себя он больше не в силах!..
И просыпается.
Сползает с нар, еле доходит до параши и стоит над ней в сонном и болезненном оцепенении…
А потом из Мики выливается тонкая струйка коричнево-кровавой мочи, и боль в пояснице начинает ненадолго отступать…
Снова нары…
И опять тот же сон! Остров, океан, пальмы, а вдали белые домики…
И красивая Миля бежит ему навстречу!.. А за пальмой Живая Мама целуется с московским дирижером, и Мика страшно боится, что это увидит Папа!.. Вон он выходит из ближайшего домика!.. Боже мой, что же делать?! И как назло, ноги вязнут в теплом песке… Шагу не сделать!
Но самое страшное, что при всем этом невероятно хочется писать.
Нужно проснуться! Нужно немедленно проснуться!..
От беспомощности Мика начинает рыдать…