— Нет. Он умер. И мама умерла в Неаполе от тифа два года назад…
— Я очень сожалею…
— И почему я тогда не умерла вместе с ними! — возглас отчаяния вырвался из груди Хионы.
— Вы не должны так говорить. — Герцог взял руку девушки. — Жизнь все равно восхитительна, хотя у каждого случаются и горе, и радости, и взлеты, и падения.
— Для меня жизнь — постоянное падение. Я на грани отчаяния и не вижу выхода…
Девушка снова замолчала.
— Ваш отец оставил вас без денег? И вам приходится самой зарабатывать на жизнь? — спросил герцог, оглядывая ее странный наряд, похожий на платье служанки или горничной.
Словно оскорбившись, Хиона с достоинством ответила:
— Папа обеспечил меня всем. Он никогда бы не оставил меня без состояния. На самом деле я очень богата.
Герцог удивленно поднял брови, не удержался и снова окинул взглядом ее серое платье, на сей раз увидев выглядывавшие из-под юбки потертые носки туфель.
— Пожалуйста, не спрашивайте меня ни о чем, — проговорила Хиона. — Я стараюсь забыть прошлое, а не бередить душу воспоминаниями.
В ее манере говорить было что-то патетическое, и, прежде чем герцог возразил, она добавила:
— Не могу понять, почему мы вообще начали подобный разговор. И хотя с вами так необыкновенно интересно беседовать, прошу вас: пожалуйста, уйдите.
— У меня нет ни малейшего желания уходить отсюда! Мне здесь нравится, — нарочито возмущенно проговорил герцог.
— Но вы должны. Вы должны! Вас могут искать!
— Не важно. У меня есть вполне разумное объяснение, почему я ушел.
— Тогда мне придется самой покинуть это место. Пожалуйста, оставайтесь, только не смотрите мне вслед.
Ее голос звучал нерешительно, и герцог удивленно посмотрел на нее:
— Сначала все-таки объясните, почему, почему вы просите об этом. — Он ждал, что Хиона откажется говорить, и добавил: — Иначе вы снова разожжете мое любопытство, и я во все глаза буду смотреть, как вы исчезаете между деревьями.
— А вы всегда поступаете только так, как вам хочется?
— Всегда, — ответил граф.
— Это плохо. Но этого и следовало ожидать, вы ведь такой важный и умный.
— Вы мне льстите? — поинтересовался герцог.
Она покачала головой:
— Ну что ж, с желанием столь незначительного человека, как я, можно и не считаться.
Герцог рассмеялся:
— А сейчас вы намеренно провоцируете меня. Вернемся к вопросу, который вы оставили без ответа. Так почему же я не должен смотреть вам вслед?
Озорные искорки сверкнули в глазах Хионы — казалось, она развлекается, разжигая любопытство герцога.
— Ну, если хотите знать правду, слушайте. У меня расстегнуты пуговицы на спине платья, и с моей стороны было бы неприлично показывать вам голую спину….
— А зачем вы это сделали? — поинтересовался герцог.
— Вам еще хочется услышать правду?
— Конечно. И вы прекрасно понимаете, как я заинтригован.
— Моей тайной? У вашего сиятельства, я полагаю, немало более важных проблем.
— Я заинтригован всем: и этой случайной встречей, и вашими словами о семейной тайне…
Хиона рассмеялась:
— Вы любопытны, как мой отец. Может, потому мне всегда было с ним весело.
— Ну говорите же, зачем вы расстегнули платье?
— Если я скажу, вы будете шокированы, удивлены или почувствуете отвращение?
— Я скажу вам о своей реакции после того, как услышу объяснение.
— Ну хорошо, — согласилась Хиона. — Некоторые рубцы у меня на спине все еще кровоточат. А когда к ним прилипает платье, очень больно. И потом — на вечернем воздухе боль стихает…
Герцог уставился на девушку непонимающим взглядом:
— Что вы говорите?
— Да, меня недавно избили, — ответила она понуро. — Меня здесь часто бьют. Теперь вы понимаете, почему я хотела бы умереть вместе с родителями в Неаполе? И я действительно хочу умереть…
Хиона больше не смогла удерживать слезы. Они текли и текли из ее глаз, а она тыльной стороной ладони с досадой пыталась утереть их.
— Во всем виноваты вы, это вы заставили меня рассказывать, — с досадой в голосе проговорила она. — Вот уже два года я не встречала никого, похожего на вас. — Она глубоко вздохнула и продолжала: — И я счастлива увидеть вас, только не знаю, кого благодарить — ваше сиятельство, судьбу или богов, — что вы пришли сюда сегодня на закате.
— Кто вас избил? — Вопрос был задан резко, командным тоном, которому, как знал герцог, все подчинялись беспрекословно.