Торилья бросилась к ней и, став на колени перед кузиной, обхватила ее руками.
— Ну говори, говори все, — попросила она. — Говори, моя дорогая.
Слезы струились по лицу Берил.
— Я любила его, Торилья. Я любила его всем… всем сердцем… именно так, как мы с тобой мечтали… О нет, все это было куда более… восхитительно!
— И кто же это был? Скажи мне, — умоляла Торилья.
— Разве ты не догадалась? — Берил улыбнулась сквозь слезы.
И Торилья вдруг поняла ответ.
— Родни!
Берил кивнула.
— Да, Родни. Наверно, я любила его с самого детства… Но я… не понимала, что это была любовь… как и он сам, пока не отправился в… в свой полк.
— Я помню это, — тихо сказала Торилья, — но никогда не думала…
— В то время умерла тетя Элизабет, и ты была… слишком несчастна, чтобы обращать на меня внимание. Я хотела сказать тебе, но мы очень боялись: если бы кто-то догадался, что мы любим друг друга. Родни отказали бы от дома. Ты ведь знаешь, ни папа, ни мама не считали его… подходящей для меня партией.
Тело кузины сотрясали рыдания.
— Подходящей партией! — повторила она глухим голосом. — А он единственный, кто был мне нужен, и он говорил, что любит меня больше жизни.
Торилья обняла кузину, слезы струились теперь и по ее щекам.
— Ты не помнишь этого, — продолжала Берил, всхлипывая. — Я отпросилась у папы на несколько дней в Лондон, чтобы пожить с мамой, но ничего не сказала ей.
Мы с Родни обвенчались по особому разрешению, а потом отправились вместе в отель, и… Торилья… там я узнала, что значит неземное блаженство.
— Я… понимаю тебя! — пробормотала Торилья.
— Все было так… удивительно, так чудесно.. А потом нам пришлось расстаться, потому что полк его отплывал в Испанию.
Торилья вспомнила, что Родни состоял в дивизии, которую в начале 1814 года послали на подкрепление армии герцога Веллингтона, наступавшего на Францию из Испании.
— Родни уверял меня, — что война будет недолгой. Ну а после его возвращения мы собирались во всем признаться папе. Тогда родители ничего не смогли бы поделать… Но он так и не… вернулся.
Берил вновь зарыдала; Торилья бормотала слова утешения и плакала вместе с ней.
— Я., я никогда… никому не рассказывала… — вымолвила наконец Берил, — того, что ты… теперь узнала… Это было бессмысленно… после того, как Родни погиб.
— И ты не сказала даже… маркизу?
— А какой в этом смысл? — спросила Берил, вытирая слезы.
— А тебе не кажется, что у него есть… право знать это?
— Я не расспрашивала Галлена о его прошлом и не думаю, что он будет интересоваться моим.
Берил увидела отражавшуюся рядом с ней в зеркале головку Торильи и слезы на ее щеках.
— Не тревожься за меня, дорогая, — сказала она. — Я в последний раз плачу о Родни… в последний раз вспоминаю о нем.
Все кончено и забыто.
— Ты не сможешь забыть его.
— Попытаюсь, — твердо сказала Берил. — Попытаюсь никогда более не вспоминать о нем.
Поднявшись с колен, Торилья взглянула на розовое подвенечное платье, лежавшее на постели.
Как все это похоже на Берил. И эта странная честность перед собой, не позволявшая надеть белое платье.
Неужели она не могла понять, что Родни и Берил по-особому относятся друг к другу?
Оглядываясь назад, она вспомнила множество признаков, по которым можно было догадаться о их нежных чувствах.
Торилья была на два года младше Берил и на пять — младше Родни и потому смотрела на них глазами ребенка.
Только сейчас, полюбив маркиза, она осознала, почему, когда они бывали вместе, в воздухе витал некий магнетизм; почему они никак не могли наглядеться друг на друга.
Теперь Торилья по-иному расценила поведение Берил.
Потеряв единственного любимого человека, она погрузилась в мир светских удовольствий, чтобы забыть об утрате.
В восхищении собой она искала погибшую любовь, понимая, что никогда не найдет ее.
Утешения в любви не могло быть, и Берил пыталась заменить ее честолюбием, достигнув своей цели, когда маркиз сделал ей предложение.
Теперь все ясно, думала Торилья: вот и еще одна причина, запрещавшая ей забирать у кузины маркиза.
Берил уже потеряла Родни, любовь всей своей жизни, и только высокое общественное положение могло смягчить утрату.
— Конечно, розовое платье даст основание для сплетен. — Берил вновь надела маску, скрывавшую ее истинные чувства.
— Все… будут гадать… почему ты… выбрала такой цвет, — робко заметила Торилья.