— Думаю, да.
— Давай посадим тебя в карету. — Он обернулся к маркизу: — Итан, как по-твоему, ты справишься здесь один? Если нет, мы просто оставим его здесь и вернемся позже.
— Я попробую взвалить труп на одну из этих лошадей. Не волнуйся обо мне. Торопись.
— Значит, мы с Джулианной будем ждать тебя в коттедже.
— О нет, ни в коем случае! — запротестовала она. — Я туда не вернусь!
Рейф нахмурил брови:
— Почему?
— Я провела в этом холодном, отвратительном месте три ужасных дня и больше не собираюсь находиться там ни единой секунды. И уж точно не намерена там рожать!
— Я понимаю, почему ты не хочешь вернуться в коттедж, но родить тут ты тоже не можешь! — Рейф уперся кулаком в бедро, размышляя. — Могу отвезти тебя в гостиницу, где нас ждет Ганнибал, но это ненамного лучше того коттеджа. Итан, а как насчет Эндерли?
— Ну, разумеется. Моя экономка — хорошая женщина, она наверняка знает, что делать. На то, чтобы добраться туда, потребуется чуть больше часа, если, конечно, леди Пендрагон выдержит эту поездку.
Рейф наклонился к Джулианне:
— Как ты думаешь, Джулианна? Ты выдержишь еще час?
— Надеюсь, все будет хорошо. Возможно, пока я рожу, пройдет еще много часов, а дом Итана— подходящее место.
— Значит, будем молиться, чтобы ты не родила в карете, — пробормотал Рейф. Подхватив ее под коленки и спину, он поднял Джулианну на руки и как можно осторожнее усадил в карету. — Если что, кричи громче.
Она слабо улыбнулась и кивнула, глядя, как Рейф закрывает дверку.
Хлестнула новая волна боли. Рейф забрался на кучерское сиденье, карета тронулась с места. Закусив губу, Джулианна погладила живот и попросила малыша подождать.
Глава 26
— Если ты не перестанешь так метаться, скоро протрешь дыру в ковре.
Не обратив внимания на это замечание Итана, Рейф продолжал расхаживать туда-сюда по гостиной маркиза, как делал это последние четырнадцать часов. Страх стискивал его сердце.
Она там, наверху, уже очень долго, думал он, и все-таки ребенок еще не родился.
Повитуха, приглашенная, чтобы помочь его жене, спустилась вниз несколько часов назад и сообщила, что роды продвигаются, но пока довольно медленно.
Итан взглянул на друга:
— Ты толком не ел уже много дней, да и спал всего ничего с тех пор, как мы покинули Лондон. Вот напряжение и сказывается. И вообще на тебя страшно смотреть.
Рейф подумал, что выглядит и в самом деле ужасно — зарос щетиной, всклокоченные волосы торчат во все стороны, галстука нет — валяется где-то в стороне вместе сзалитым кровью сюртуком. Но какая разница, как онвыглядит? Ел ли он, спал или нет? Его жена лежит там, наверху, и в муках пытается произвести на свет их ребенка!
«Что я буду делать, если она умрет? Как я смогу жить без нее?»
Конечно, он понимает, что так думать нельзя, и все-таки какая трагическая ирония — спасти Джулианну от Сент-Джорджа только для того, чтобы она умерла в родах!
«А я даже ни разу не сказал ей, что люблю ее!»
Он хотел ринуться вверх по лестнице и сказать ей эти слова, пока не поздно, сказать, как много она для него значит, но сдержался.
Рейф обернулся и увидел рядом с собой Итана.
— Если отказываешься поесть, выпей хотя бы чаю. — Он протянул чашку.
Рейф неохотно взял ее и заставил себя сделать глоток, потом еще один, пересек комнату, сел в кресло и молча отставил напиток.
— Недавно приехал Ганнибал, — заговорил Итан. — Получил мою записку и сразу примчался. Поскольку мы привезли с собой тело Мидлтона, мне пришлось сообщить об этом местному судье. Кобб— человек порядочный, а поскольку это был явный случай самообороны, никаких неприятностей не возникнет.
Сверху снова послышались крики, и все мысли о виконте моментально вылетели из головы Рейфа.
Поняв, что он просто обязан быть с Джулианной, Рейф выскочил из гостиной и рванул вверх по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Рывком, распахнув дверь комнаты, он ворвался внутрь.
Сразу четыре женщины обернулись на него, в том числе и Джулианна. Она лежала в центре комнаты на кровати, в ночной рубашке, задранной вверх так, что нижняя половина тела была обнажена. Ее темные волосы, влажные от испарины, прилипли к лицу, а тело изогнулось от боли и страданий.
Повитуха, стоявшая в изножье кровати, пригвоздила его к месту укоризненным взглядом.