Оставим в стороне маленькую неувязочку: «под шестьдесят» Ахмерову было где-то в 1961 — 1962 годах, когда будущий автор цитаты еще учился в МГИМО и вряд ли мог слушать лекцию нелегала.
Но дело даже не в этом. Я намного дольше Гордиевского прослужил в разведке и не помню случая, чтобы кто-либо, когда-либо в публичных выступлениях называл имя своего агента, тем более такого масштаба, как Гопкинс. С этим согласны и сотрудники нелегальной разведки, в том числе и работавшие с Ахмеровым, с которыми я беседовал. Так что эту «лекцию» можно отнести к разряду авторских фантазий Гордиевского или к выполнению им «специального заказа» той разведки, на которую он шпионил, к ее активным мероприятиям.
Тем не менее на какие-то сведения, достоверные или нет, Гордиевский ссылается. По его словам, «Ахмеров якобы заинтересовал Гопкинса, сказав, что привез ему личное и секретное послание от Сталина (?!). Гопкинс же посчитал Ахмерова неофициальным посредником, которого Сталин выбрал, не доверяя (и это его недоверие Гопкинс полностью разделял) традиционной дипломатии. Точно известно лишь, что Гопкинс испытывал необычное и вполне искреннее восхищение Сталиным и проникся к нему особым доверием. Вдохновленный Ахмеровым, он наверняка был преисполнен чувством затаенной гордости из-за того, что пользуется доверием двух крупнейших лидеров мира.
И все же ни из лекции Ахмерова, ни из последовавших затем разговоров в стенах КГБ Гордиевский так и не понял, когда и как был установлен первый контакт с Гопкинсом. Но ко времени первого приезда Гопкинса в Советский Союз летом 1941 года, сразу после немецкого вторжения, контакт этот уже был налажен».
Даже из этих путаных рассуждений видно, что Гопкинс не был агентом НКВД, а помогал Сталину из симпатии к нему и к стране, героически сражавшейся с фашистской Германией.
Первая личная встреча Сталина и Гопкинса состоялась в июле 1941 года, когда немецкие танки рвались к Москве. Почти никто в мире не сомневался тогда в скорой победе немцев. Гопкинс прибыл в Москву как личный посланник Рузвельта с официальной целью: «изучением вопроса об американских поставках в СССР». Но основной задачей Гопкинса было выяснить — «как долго продержатся русские».
«Оказанный Гарри Гопкинсу прием явно указывал на то, что этому визиту придается чрезвычайное значение», — писал посол Соединенных Штатов Стейнгард. «Меня никогда не встречали так, как в России», — вспоминал Гопкинс. Он ежедневно виделся со Сталиным, который полностью убедил его в своих возможностях как руководителя, и в том, что русские будут драться до победного конца.
Сталин произвел на Гопкинса неизгладимое впечатление «…Он ни разу не повторился, — вспоминал далее Гопкинс, — а речь его напоминала стрельбу его солдат — уверенно и прямо в цель. Он поприветствовал меня несколькими словами, произнесенными по-русски. Коротко, крепко и гостеприимно пожал мне руку. Затем тепло улыбнулся. Он не тратил попусту ни слов, ни жестов… Не заискивал, не сомневался. Он убеждал, что Россия устоит перед наступлением немецкой армии, и при этом подразумевал, что и у собеседника также нет в этом никаких сомнений…»
Гопкинс убедил в этом президента Рузвельта, чем несомненно повлиял на его решение разработать целую программу помощи Советскому Союзу. Рузвельт говорил своему сыну Эллиоту:
«Я знаю, насколько верит премьер (Черчилль) в возможность России выстоять в войне. — И, щелкнув пальцами, показывал ноль… — Гарри же верит больше. Он даже меня может в этом убедить». Обещание помощи, данное летом 1941 года, определило политику Рузвельта в отношении сотрудничества с СССР на все годы войны.
Немало усилий Гопкинс приложил для принятия закона о ленд-лизе, а также при решении кадровых вопросов. Под его влиянием был снят антисоветски настроенный американский военный атташе в Москве Итон; отправлен в отставку глава советского отдела госдепартамента Гендерсон; заменен посол Стейнгард на том основании, что он не пользуется доверием Сталина; направлен в Москву для контроля за поступлением американской военной помощи полковник Феймонвил, дружески относившийся к СССР.
Вторично Сталин и Гопкинс встретились во время Тегеранской конференции в 1943 году. Тогда, увидев Гопкинса, Сталин вопреки протоколу сам подошел к нему, тепло пожал руку и сказал, что Гопкинс был первым американцем, который поговорил с ним по душам.
Взгляды Гопкинса хорошо отражены в докладе возглавлявшегося им президентского протокольного комитета по вопросам Советского Союза: «Поскольку Советская Россия является решающим фактором в войне, ей должно быть предоставлено всевозможное содействие, и должны быть предприняты все усилия для установления с нею дружеских отношений. Развивать и поддерживать с Россией дружеские отношения крайне важно и потому, что она, несомненно, будет главенствовать в Европе после победы над фашистами».