И тем страшным холодным днем, когда отец уехал на охоту с намерением скоро вернуться, то же чувство подсказало ей, что она его больше не увидит.
Тогда Рокуэйна пошла на конюшню и сказала отцу:
— Погода ужасная, не езди на охоту, папа. Пожалуйста, останься дома!
— Какая бы погода ни была, мне необходимо размяться. Кроме того, родная, я обещал повидаться с друзьями. Если я припозднюсь, знай, что я заехал к ним выпить.
Он поцеловал ее и вскочил в седло, а затем посмотрел на дочь и добавил:
— Мне бы очень хотелось взять тебя с собой, но лучше в другой раз. Да хранит тебя Господь!
Эти же слова мысленно произнесла и она, глядя вслед отцу и чувствуя, что таким — веселым, с шутливо сдвинутой набок шляпой — он уходит из ее жизни, и никакого «другого раза» уже не будет.
И теперь, глядя на Кэролайн, она сказала твердо:
— Обещаю тебе, дорогая, что какие бы трудности ни ожидали тебя, какие бы препятствия ни стояли на твоем пути, все закончится хорошо и ты выйдешь за Патрика.
— Ты уверена в этом? Абсолютно уверена? Ты действительно видишь это?
— Мой дар никогда не подводил меня, — улыбнулась кузина. — Тебе никогда не бывать маркизой Куорн, ты будешь женой Патрика Фэрли.
Кэролайн обняла ее и поцеловала в щеку.
— Именно этого я хочу больше всего на свете, и я верю тебе, Рокуэйна… правда… верю тебе!
Глава 3
Сразу же после завтрака Рокуэйна проводила Кэролайн, герцогиню и няню и поспешила наверх, чтобы переодеться в платье для верховой езды.
При этом девушка понимала, что нарушает указания герцогини, данные перед отъездом.
Герцогиня зашла в комнату Рокуэйны и, указав на платья, грудой лежавшие на стуле, сказала:
— Пока меня не будет, ты отремонтируешь всю эту одежду, и если к моему возвращению работа не будет окончена, ты меня рассердишь.
Даже если бы герцогиня захотела скрыть свою неприязнь к племяннице, ей это вряд ли бы удалось: голос и глаза выдавали ее чувства.
Рокуэйна промолчала, и герцогиня продолжила:
— Я обдумывала, чем ты будешь заниматься, когда Кэролайн выйдет замуж, и решила, что тебе следует заняться вышиванием.
Рокуэйна окаменела, а герцогиня добавила:
— Хватит понапрасну тратить время на верховую езду и чтение книг. Ты будешь работать, а не бездельничать.
Она сделала паузу и, оглядев девушку, добавила:
— В конце концов ты должна хоть каким-то образом возместить убытки, понесенные герцогом от погашения долгов твоего отца, и своим трудом пусть немного, но искупить вину родичей твоей матери за те раны и увечья, которые получили наши солдаты.
Рокуэйна крепко сцепила руки, чтобы удержаться от возражений, уже готовых сорваться с языка. Дело в том, что ни один родственник ее матери не служил в наполеоновской армии.
Мама всегда говорила, что дедушка Рокуэйны осуждал войну и презирал выскочек из новой аристократии, сформированной победоносным корсиканцем на месте ancien regime[2], к которому принадлежали все родовитые аристократические семьи Франции.
Но Рокуэйна знала, что бесполезно говорить об этом герцогине, которая никогда не испытывала к ее родителям ничего, кроме ненависти.
Поэтому она продолжала молчать, а герцогиня, еще больше разозлившаяся за то, что девушка никак не реагирует на ее слова, сердито предупредила:
— Имей в виду, что вся эта одежда должна быть отремонтирована самым тщательным образом, иначе я жестоко накажу тебя за разгильдяйство!
И она поспешила вниз к Кэролайн, ожидавшей ее в холле.
Рокуэйна вышла следом и, увидев Кэролайн, поняла, что кузина расстроена после разговора с матерью.
Кэролайн очень переживала, что ей приходится покидать Патрика, поэтому играть роль невесты было для нее непросто.
Целуя Рокуэйну на прощание, она шепнула ей на ухо так, чтобы никто не услыхал:
— Напиши, как только повидаешь его. Я должна знать, что он придумал.
Рокуэйна решила, что при герцогине опасно говорить об этом, поэтому она лишь кивнула, и Кэролайн с грустью на лице помахала ей, когда экипаж тронулся.
Герцог и маркиз уже уехали, чтобы приветствовать первых победителей скачек.
Несмотря на угрозу герцогини, Рокуэйна вовсе не собиралась пропускать состязания. Поэтому она быстро переоделась, бегом спустилась по задней лестнице и побежала к конюшням. К этому времени большинство грумов уже ушли к месту старта у северного края парка, где начиналась равнина.