И она поклялась себе, что рано или поздно, не важно, каким способом, она посчитается с графиней Стрикланд за все.
Уже стемнело, когда граф вернулся в Белмор-Холл. Несмотря на тягостную сцену в доме Уинстонов и на то, каким пристыженным он тогда себя чувствовал, ему стало легче после визита к Каролине. Каким-то странным образом разговор с ней рассеял тягостное ощущение, овладевшее им в последние дни.
С той самой минуты, как Мэттью очнулся от пьяного сна на постоялом дворе и осознал, что самым скандальным образом похитил Джессику с венчания, он все глубже погружался в пучину сожаления и раскаяния. Первым делом граф послал герцогу письмо, в котором рассыпался в извинениях, предлагал компенсировать понесенные расходы и дать в прессе публичное извинение. Следующим было письмо к отцу с просьбой посодействовать в заглаживании последствий скандала. Письмо было коротким, только необходимые несколько строк. В конце концов маркиз добился желаемого. Кроме того, он куда больше сына поднаторел в великосветских махинациях и интригах.
Следующий шаг, который Мэттью предпринял, явился неожиданностью для него самого. Он написал своему непосредственному командиру, адмиралу Корнуоллису, предлагая считать предварительное прошение об отставке окончательным (разумеется, с оговоркой, что в случае ожидаемой морской конфронтации с Фракцией к его услугам прибегнут немедленно).
Мэттью никогда не думал, что совершит этот важный поступок так скоропалительно, однако теперь он человек женатый и на плечах его лежит ответственность совсем другого рода.
Объяснение с Каролиной завершило цепь неизбежных и не самых легких шагов, поэтому Мэттью поднимался по лестнице к дверям Белмор-Холла в совсем ином настроении. В вестибюле он отдал шляпу и перчатки дворецкому, с каменной миной стоящему у двери.
— Добрый вечер, ваша милость.
— Добрый вечер, Озгуд. Не знаете ли, где сейчас леди Стрикланд? Может быть, она уже поднялась к себе?
Теперь, когда даже с Каролиной и ее семьей был восстановлен мир (пусть даже частично), когда были написаны и отправлены письма отцу, герцогу и вышестоящему командованию, оставалась одна-единственная сфера жизни, в которой следовало разобраться.
— В данный момент, милорд, се милость одевается к ужину. Мне было приказано подавать ужин в восемь… конечно, если у вашей милости нет возражений.
Только в этот момент Мэттью обратил внимание на то, что у дворецкого даже более каменное выражение лица, чем обычно. Под этой маской таилось беспокойство, которое Озгуд изо всех сил старался скрыть. Каким-то образом прислуге стало известно, что у хозяина с молодой женой дело так и не дошло до постели.
— Разумеется, у меня есть возражения, — заявил граф. — Распорядитесь, чтобы ужин подавали в мои комнаты… и пусть это будет нечто особенное. Непременно цветы, побольше свечей, шампанское. — Ситон уже начал подниматься по лестнице, но обернулся. — Шампанское пошлите самое лучшее. Надеюсь, это избавит молодую хозяйку от страха перед первой брачной ночью.
Прежде Мэттью никогда не сказал бы ничего подобного, но лицо дворецкого разгладилось, словно по волшебству.
— Милорд, я лично присмотрю за приготовлениями.
— Спасибо… Оззи.
Уши чопорного дворецкого слегка покраснели, но и только. Степенно кивнув, он поспешил прочь. В спальне Мэттью с облегчением обнаружил, что ванна готова. Граф чувствовал настоятельную потребность смыть с себя усталость этого дня. Камердинер также разложил на громадной двуспальной постели сменную одежду. Поспешно сбросив мундир, Мэттью ступил в дымящуюся парком воду, а потом и опустился, для чего ему пришлось как следует согнуть длинные ноги. Откинувшись на высокий борт и по возможности расслабившись, он впервые с момента вступления в брак позволил себе задуматься о Джессике.
Прошедшие несколько дней Ситон намеренно игнорировал ее. По сути, именно она была причиной сильнейших мук совести, снедавших его. Мэттью даже не пытался убедить себя, что ее вины в случившемся нет, потому что знал: в глубине души все равно станет обвинять девушку. Разве обязательно быть виновной напрямую? Не будь Джессика так чертовски хороша собой… не желай он ее так безумно…
Но теперь можно примириться с совестью, думал Мэттью, наслаждаясь теплом. Он женат, и назад дороги нет. До сих пор он откладывал осуществление супружеских прав, намереваясь сначала заключить мир и с пострадавшими, и с самим собой. Но сегодня настало время наверстать упущенное.