Ситон попятился, споткнулся об убитого и едва не упал навзничь, но уперся спиной в перила, идущие по краю шканцев и прямоугольником окружающие палубу. Темные круги замелькали перед глазами, расплываясь и грозя полностью заслонить окружающее. Все же Мэттью продолжал размахивать саблей, не надеясь отразить смертельный удар, просто инстинктивно сопротивляясь слабости, а с ней и смерти.
Нечеловеческим усилием, неуклюже и тяжело он увернулся от мелькнувшего лезвия, схватил рукоятку обеими руками и слепо нанес удар из последних сил. Мэттью не ощутил того, как сталь вошла в податливую плоть, не услышал крика, но каким-то образом понял, что удар достиг цели.
В этот момент он думал только о том, что сталось с Грехемом Пакстоном, жив ли тот сейчас и останется ли в живых после сражения. Мэттью знал, что Пакстон непременно выполнит последний долг дружбы — навестит обитателей Белмора и расскажет о том, как погиб сын и муж. Он передаст Джессике слова любви, которые сам Ситон так и не решился сказать.
Он знал, чувствовал, что смерть очень близко. Эта густая, бархатная и по-своему приветливая тьма, которая наплывала и манила, уговаривая погрузиться и наконец отдохнуть. Тьма была благословением, потому что милосердно скрывала смерть и разрушение, царящие вокруг. Мэттью чувствовал, что парит, дрейфует к бархатной черной бездне, а навстречу ему, простирая руки и смеясь, плывет Джессика в голубом шелковом платье, с белокурыми волосами, перебираемыми ветром и позолоченными солнцем. И еще что-то светлое, радостное вырисовывалось вдали, близилось, — может быть, залитые солнцем поля Белмора, где бродила, собирая цветы, маленькая Сара, или выгон, где щипали траву шоколадно-коричневые чистокровные кони. А Джессика была уже совсем близко, и губы се беззвучно твердили: «Люблю тебя… люблю…»
— Джесси… — прошептал Мэттью, оседая на скользкую от крови палубу.
Почему-то ему вдруг стало грустно до слез. Это встрепенулся затуманенный рассудок, предупреждая, что все эти образы нереальны, что Джессике из грез он не сможет сказать о любви. И вместе с грустью тьма охватила Мэттью.
Реджинальд Ситон, Джессика и Сара сидели в малой комнате для завтраков за накрытым столом. За окнами уныло клонились под ветром чахлые городские деревья, по низкому серому небу неслись обрывки туч. На столе лежал полупрочитанный номер лондонской «Тайме». Заголовки передовицы, вдвое более крупные, чем обычно, кричали: «Трафальгарская битва позади! Франко-испанский флот разбит! Тысячи пленных! Адмирал Нельсон убит!» Это были первые новости с фронта, достигшие столицы.
— Как скоро… — сказала Джессика, но голос поднялся слишком высоко и сорвался, так что ей пришлось начать снова. — Как скоро весточка от Мэттью может достичь Лондона, как по-вашему, папа Реджи?
Маркиз поставил чашку на блюдце и выпрямился на стуле. Он, как обычно, был безукоризненно выбрит и причесан, но тревога еще глубже заложила морщины на впалых щеках.
— Думаю, достаточно скоро, дорогая моя. За первыми сведениями вскоре последуют более подробные, а там и военная почта доставит все, что полагается. Пока же нам остается только верить и ждать. Газеты утверждают, что потери англичан всего лишь один к десяти, значит, достаточно велик шанс, что Мэттью жив и невредим.
— Ну конечно, он жив и невредим! — нервно воскликнула Джессика, встретила взгляд маркиза и отвела глаза. — Папа Реджи… я бы знала… знала сердцем, если бы он погиб.
— Ни минуты не сомневаюсь в этом, дорогая, — заверил маркиз с твердостью, которой явно не чувствовал.
Прошло еще три бесконечно долгих дня, и наконец долгожданная весть пришла. Джессика в этот момент читала Саре, устав почти непрерывно стоять у окна.
— Миледи, — провозгласил дворецкий, появляясь в дверях гостиной, — прибыл курьер от командования флота Ее Величества королевы Англии.
— Иду! — ответила она, бледнея.
— Письмо от папы? — с надеждой спросила Сара. — Папа возвращается?
— Пока еще нет, милая, но скоро вернется.
Джессика торопливо поцеловала девочку в макушку и поспешила к дверям. На этот раз в вестибюле навытяжку стоял плотный рыжеволосый сержант; при виде нее он вытащил из-за пазухи запечатанный по всем правилам пакет. Джессика попыталась протянуть руку, но та просто отказалась подняться и взять письмо. Маркиз молча принял его.
Джессика стояла, глядя расширенными глазами и не решаясь задать вопрос из страха, что горло издаст только хрип. Она следила за тем, как маркиз ломает печати и вскрывает пакет. Прежде чем начать читать, он посмотрел в ее сторону и потрепал по плечу холодной как лед рукой.