Наташе захотелось его ударить.
Митяев кашлянул.
Зимородинский быстро взглянул на него, потом произнес самым мягким тоном, на какой был способен:
– Я обещаю вам, что через две недели он будет здоров, полностью здоров.
Наташа не могла понять, шутит он или – издевается? Две недели! Впрочем, смотря что понимать под словом «полностью».
– Два дня он будет спать,– продолжал Вячеслав Михайлович.– Завтра утром ему нужно будет поставить капельницу – я привезу все необходимое. Послезавтра он очнется, и надо будет его напоить. Я оставлю – чем. Через три дня можно снимать повязки и начинать укрепляющие процедуры. Наташа, я лечу его не первый раз и, боюсь, не в последний. Никто не сможет ему помочь лучше, чем я!
– Что с ним произошло? – спросила Наташа.– На него напали?
Зимородинский замялся. Ответил Николай:
– Он выступал на соревнованиях. И выиграл. Просто ему не повезло.
«Ему как раз повезло!» – мысленно возразил Зимородинский, но вслух ничего не сказал.
– Выиграл? – недоверчиво спросила Наташа.
«Как же выглядит тот, кто проиграл?»
Все-таки Зимородинский сумел ее успокоить. А она смогла вспомнить, что совсем недавно Зимородинский у нее на глазах привел Андрея в порядок за абсолютно невероятный срок. Две недели…
– Нам нужно идти,– произнес Зимородинский, делая знак Николаю.– Он будет спать. Хорошо, если вы тоже немного поспите. Завтра в одиннадцать я приеду.
– Железная женщина! – с восхищением проговорил Митяев, когда оба вышли на улицу.– Ни слезинки. И ни слова упрека! Повезло Андрюхе!
Зимородинский кивнул. Но вспомнилась ему его собственная жена. И то, как однажды вот так же принесли его самого. И рядом не было друга-лекаря, чтобы пообещать: через две недели он будет полностью здоров. Никто не мог даже сказать, будет ли он жив через две недели. И кто тогда его выходил?
– Лови машину,– велел он Николаю.
– Зачем? – удивился тот.– Я отвезу нас на Андрюхиной, тем более что по документам она моя, а завтра – пригоню обратно. Завтра-то она ему точно не понадобится!
В этом был резон.
– Слава,– спросил Митяев, когда они уже пересекли Невский,– как же он все-таки победил?
– Как? Ах да, ты же не видел, тебя же по голове стукнули,– вспомнил Зимородинский.– Я, Коля, честно скажу: и сам не знаю. Могу только рассказать, как это выглядело.
– И как?
– Мощно. Ты на дорогу смотри, ушами слушай.
– Что на нее смотреть? Ночь же, трасса пустая.
– И все-таки смотри.
Зимородинский поразмыслил немного: как преподнести Митяеву историю, чтобы максимальную пользу извлек (ученик же), но слишком много всего навалилось сегодня на Вячеслава Михайловича, не до наставлений. Потому он просто описал, что виделось. Не им, а тем же Митяевым, не лежи парень в отрубе после удара дубинкой.
– Хан бил его минуты две,– сказал он.– Сначала – не очень,– видимо, удовольствие растягивал: Андрей основательно его отделал. А потом уселся сверху и душить стал. Всерьез, у Андрея уже пятки по полу застучали…
– И вы не вмешались? – перебил Митяев.– Вы же могли!
– Не мог! – отрезал Зимородинский.– И не нужно было, как ты видишь. Будешь слушать?
– Да, простите.
– Застучал пятками… и вдруг вышел на борцовский мост. И потом вывернулся и…
Зимородинский снова увидел, как тонкое в сравнении с тушей Хана тело Андрея выгибается луком и резким толчком сбрасывает семипудовую громадину на пол. Как Хан ошалело крутит головой, не понимая, что произошло. Ласковин, так же как Хан несколькими минутами раньше, освобождается от перчаток и ждет, когда его огромный противник обернется. Хан потом оборачивается… и получает сдвоенный удар в лицо.
Зимородинский сразу вспомнил тот, первый бой, когда внутренняя часть Ласковина выплеснулась наружу. Тоже был двойной удар, только не сверху, а снизу,– и противник, плавающий в луже крови на полу.
Хан оказался крепче, чем тогдашний соперник Ласковина. Он не упал, только откинулся назад. Но тоже умылся кровью. И так и не успел понять, что происходит. Ласковин подскочил к нему, ухватил, вскинул вверх (невероятное зрелище гориллоподобной туши, переворачивающейся в воздухе) и воткнул головой в пол.
Весь зал слышал треск проломленной черепом Хана половицы. И только Зимородинский (потому что был близко и еще потому, что опытен был) уловил хруст сломанного позвоночника. Может быть, Хана и удалось бы спасти (только – жизнь, не больше), но Ласковин, упав на колено, резко вздернул могучий подбородок и правой рукой нанес быстрый рубящий удар. Тело Хана содрогнyлось – и все. Теперь это был просто огромный кусок мяса. Мертвый боец.